сложно. И тем не менее по руке прошел ток, в трубке затрещало, будто из ее пальцев электричество перебралось в телефон, а при следующем ударе молнии оттуда донесся отчетливый, близкий голос:

— Вика, ты меня слышишь?

— Ма-а-ам? — жалобно прохрипела она после долгой паузы, и в глазах потемнело.

* * *

— Когда ты приедешь? — ныла в черную трубку маленькая Вика, от скуки кусая ноготь на среднем пальце. Она была одета в мешковатую футболку слишком большого для нее размера и домашние шорты из какого-то мягкого материала. Босые ноги покрылись мурашками из-за прохладного пола, на левой виднелся крупный синяк, который она получила, играя в футбол, а правая горделиво демонстрировала миру царапины разной длины и разных оттенков.

— Скоро, — мягко сказала мама. — Помнишь, мы говорили, что мне надо родить в хорошей больнице?

— Чтобы не получилось как со мной?

— Да, чтобы акушерка не уронила твоего братика и он не ударился головой и не заплакал.

— Ты же говорила, что я не плакала.

— Ну да, но он может.

— Зачем он нам тогда? Только шуметь будет. Луше бы папу завели. Или бабушку. У Ильи бабушка знаешь какие пироги печет! Она и меня угощает, но редко. Вот если бы у нас была своя бабушка… — Вика запнулась, догрызая ноготь.

Мама тихо рассмеялась, послышался плеск, который отражался в трубке слабым эхом.

— Увидишь, ты его полюбишь. Малыши всегда такие забавные!

— Не хочу я никаких малышей. А ты что, в ванне купаешься? А пену с вишневым запахом мне привезешь?

— Я не купаюсь, я стираю.

— В тазике? А мыло с каким запахом?

— С ванильным, — после небольшой паузы доложила мама. — Слушай, у меня руки мокрые, давай я попозже перезвоню.

— Когда — попозже? — возмутилась Вика, яростно расчесывая укороченным ногтем царапины на ноге. — Дедушка говорит, что сейчас будет буря, у нас свет могут отключить!

— Тогда позвони мне после бури.

— А если ты уже будешь с братиком?

— Не буду, — ласково сказала мама. — У нас еще пара недель.

— А вдруг свет не включат за пару недель?

— Наверняка включат.

— А если не включат? — Вика чувствовала, как в носу начинает щипать, горло сжималось от подступавших слез, и она знала, что это — слезы обиды, ведь братик, которого еще даже нет на свете, может общаться с мамой в любое время, а не тогда, когда закончится буря.

— В таком случае дедушка что-нибудь придумает, чтобы мы поговорили. Обещаю.

Вика скривилась, готовясь разреветься, но в этот момент за окном полыхнула молния, и она испуганно вскрикнула.

— Что такое? — спросила мама.

— Буря начинается.

— Тогда клади скорее трубку и забирайся в кровать, под дождик хорошо спится.

— Не хочу я спать! — топнула ногой Вика. — И братика никакого не хочу! И говорить с тобой тоже!

Она хотела швырнуть трубку, но, как только замахнулась, услышала слабый крик мамы, а после ударилась лицом о пол, с удивлением отметив, что положение вещей в пространстве резко изменилось.

Вика не знала, сколько спала, как велела мама. Проснулась она от того, что дед с испуганным видом хлестал ее по щекам мокрой шершавой тряпкой и произносил ее имя на разные лады.

— Деда? — Она неуверенно села. — Что случилось?

— Ты заболела, — с непонятным облегчением выдохнул дед, хотя обычно такие вещи его не радовали.

— Чем?

Он помялся, но все же объяснил:

— Видать, током треснуло. А может, обычный обморок. Утром к врачу отведу, он точно скажет, что с тобой. Хорошо, что оклемалась, «Скорая» в такую погоду не доедет…

— Какой обморок? Как у принцессы? А почему током…

— Свет отрубило, — сказал дед. — Наверно, где коротнуло…

Он вдруг судорожно всхлипнул, издал несколько странных звуков и рывком поставил ее на ноги. Только тогда Вика заметила, что слабый свет льется из окна, а второй его источник — фонарик деда, лежавший на полу.

— Но ведь его починят?.. Я с мамой не договорила, она сказала позвонить, когда буря закончится. Дед, а когда она закончится?

— Не знаю.

— Я тогда по сотовому позвоню. Ну и что, что он для э… эк… кстренных случаев, буря — это очень даже…

— Я уже звонил… Мне звонили… — Дед сбился, его голос стал хриплым, он согнулся, словно глубокий старик, хотя Вика знала, что он — вовсе не старый, и порывисто прижал ее к себе, отчего расцарапанная нога почему-то зачесалась.

— Дед, ты что, темноты боишься? У меня еще маленький фонарик есть, давай принесу.

— Твою маму ударило током, когда она стирала, — едва выдавливая слова, сказал дед.

— Как меня?

— Нет. Да. Тебя, наверно, и не ударило, испугалась, вот и все…

— А маму?

— Ее ударило. Телефон уронила. В воду.

— Там мыло с запахом ванили, как в молочном коктейле. И еще она мне пену вишневую привезет. Для ванны.

— Она могла бы выжить, если бы не ребенок.

— Какой ребенок? — не поняла Вика.

— Твой брат.

— Который родится?

— Не родится. — Дед вдруг сильным движением отодвинул ее от себя, взял за плечи и наклонился к самому лицу. — Ты слишком слабая для беременности…

— Я…

— Пообещай!

— Что? — испуганно спросила она, безуспешно пытаясь высвободиться из его рук.

— У тебя не будет детей! Ты не оставишь меня вот так! Никогда не оставишь, поняла?!

— А мама…

— Теперь только ты и я, запомни!

— Я не хочу!

— Запомни и не смей забывать! — рявкнул дед, а Вика повалилась на пол и, не соображая, что с ней происходит, начала выть.

— Что ты орешь?! Тебе больно?!

— Да!!! — кричала Вика в полный голос, запуская руки себе в волосы и дергая их изо всех сил. — Да, мне больно, больно, больно…

* * *

Она по-прежнему держала в руке телефонную трубку, однако теперь там была тишина. Голос матери, пробившийся через столько лет, все еще отражался эхом где-то