Даже в тусклом свете фонаря видно, как злится папа. Эта перемена в настроении мне совершенно не нравится. В одних тапочках он спускается по ступенькам, бросает быстрый уничижительный взгляд на меня и обращается к Хрисану:

– Если ещё раз увижу тебя рядом с дочерью, убью, – тихо сквозь зубы говорит он.

Я не заметила, как дошла до океана и опустилась у холодной водной глади. Больше всего на свете мне хотелось съесть хотя бы кусочек карамели и больше не думать о происходящем. Но мой ум был трезв, хоть и затуманен, а потому мысли обгоняли друг друга. Вот, значит, откуда папа его знал. А я всё гадала, откуда эта неприязнь. Но почему?.. Его собственная дочь была с мутациями, почему он так невзлюбил Хрисана?.. От бессилия я стукнула кулаком по мокрому песку и уткнулась лбом в колени. Мамин кулон лёг в ладони. Я дрожала от холода, но не собиралась возвращаться в помещение. И только сейчас заметила, что вышла без верхней одежды. Сзади послышались шаги. Я вздрогнула: на плечи упала ткань.

– Ты забыла куртку.

Филипп опустился рядом и молча посмотрел на вдаль, где на волнах покачивалась рыбная ферма. Я подняла взгляд. Солёный морской воздух с силой ударил по щекам. Против моей воли из глаз покатились две одинокие слезинки. Гарьер это заметил.

– Он был для тебя…Кем-то важным?.. – осторожно спросил детектив.

Несколько мгновений я молчала, терзаясь сомнениями. Внутренний голос вопил, чтобы я не смела открываться. Стена, отгораживающая меня от внешнего мира, слишком кропотливо строилась. Целых пять лет я убивала себя, свои чувства и связи с окружающими. И не могла позволить так просто открыться.

С другой стороны, измученное сердце отчаянно желало поддаться эмоциям, броситься хоть в чьи-то объятия и, наконец, излить душу. Слишком многое я пережила…

– Я его любила всем сердцем, – короткая фраза вырвалась помимо воли разума.

Филипп подогнул колени и положил на них руки. Он не смотрел на меня и ничего не говорил. У меня тоже закончились слова. Даже такое короткое предложение забрало много сил.

– Знаешь, – вдруг тихо сказал детектив, – мне немного завидно.

– Ты? Завидуешь мне? С чего бы? – недоверчиво спросила я.

– Ну, – задумчиво протянул Филипп, поднял голову к небу и поправил очки, – моей самой большой любовью была лишь музыка.

Затем Гарьер заговорщицки улыбнулся, засунул руку в карман и достал маленькие беспроводные наушники.

– Держи, – он протянул мне один.

Я фыркнула:

– Что за чушь, Гарьер? У нас куча неприятностей, миллион проблем, а мы будем слушать дурацкую музыку?

– Почему бы и нет? Теми приедет минут через сорок. Ида гуляет с собакой. Попробуй.

Я тяжело вздохнула и осторожно посмотрела на Филиппа. Его нос ещё больше распух, синяки под глазами стали более устрашающими, но взгляд… Этот тёплый непривычный взгляд неожиданно отозвался моему сердцу. И я дрожащей рукой взяла наушник.

Филипп одобряюще кивнул, достал телефон и выбрал песню.

– Что это за старьё? – поморщилась я.

В наушнике заиграла странная и довольно старая музыка. Я в этом не разбиралась, но могла сказать точно: такое слушали наши предки ещё до Катастрофы.

– Никакое это не старьё, – немного обиженно ответил детектив, – это Scorpions, «Humanity». Классика.

Я тяжело вздохнула и стала прислушиваться к словам и голосу. Песня оказалась очень красивой. А потому, закрыв глаза, подставила лицо солёному ветру и попыталась насладиться моментом.

Гарьер включал ещё какие-то песни, пока не послышался звук приближающегося снегохода. Идеально чистая красная машина остановилась у «Пальмы». И из него вышли Теми с Феликсом. Откуда-то из-за угла улицы тут же появилась Ида с Булкой на поводке.

Мы подошли к дому не разговаривая. Между нами с Филиппом образовалась странная атмосфера, которую можно было резать ножом. Смесь неловкости и недосказанности.

Феликс был более бледным, чем обычно. Его цвет лица стал почти таким же белым, как и кудрявые волосы. Он безразлично посмотрел на детектива и демонстративно отвёл взгляд к океану. Журналистка, как и всегда, выглядела так, словно в ней был ураган энергии. Она жизнерадостно улыбнулась, взяла меня за плечо, а затем сурово глянула на Филиппа.

– Это из-за тебя у нас снова неприятности? Ты зачем сюда припёрся?

Детектив виновато опустил взгляд, но затем нахмурился и стал оправдываться:

– Не твоё дело, Темза. И, к тому же, сейчас у нас есть заботы поважнее, чем выяснять отношения. Какой у тебя план?

Теми хитро прищурилась, убрала от лица непослушную каштановую прядь и многозначительно улыбнулась:

– Мы предложим им сделку.

И всей неказистой командой, состоящей из абсолютных противоположностей, мы направились в погреб, обойдя дом. Ида открыла замок широкой двери, находящейся прямо в земле, и холодно сказала:

– Впятером там будет тесновато.

– Потерпим, – ответила Темза и храбро шагнула в темноту по отвесным ступенькам.

Ида пожала плечами и шагнула следом. За ней призраком отправился Феликс. Я набрала полную грудь воздуха и тоже стала спускаться. Гарьер пошёл последним. Булка осталась наверху.

Ида включила свет, и я смогла рассмотреть маленькое помещение. Оно было вдвое меньше магазинной подсобки. Связанные пленники лежали в углу с завязанными глазами и ртами. Пахло сыростью и кровью. На небольших полочках стояли какие-то банки, вдоль стен находились мешки с неизвестным содержимым. Почти все поверхности были покрыты тонкой коркой льда. Неудивительно, на такой глубине уже располагалась вечная мерзлота.

– Говорить будем мы с Филиппом, – сказала Темза неожиданно серьёзным голосом.

Мы кивнули. Ида подошла к главарю, взяла его за волосы и ледяным тоном отчеканила:

– Если попробуете что-нибудь выкинуть, с моими когтями познакомится не только твоё лицо, но и кое-что более драгоценное.

Затем она резко отодрала скотч с его губ и отошла в тень. Теми взяла ветхий стул и села напротив пленника.

– Если вы рассчитываете получить от нас информацию, то иначе, как глупцами, вас не назовёшь, – пробормотал самый высокий и сплюнул кровь на земляной пол.

Журналистка холодно хохотнула:

– Перестань говорить, как мученик. Мы здесь только ради сделки. Как тебя зовут?

Но пленник не ответил. Два остальных его приятеля поглядывали на нас с ужасом. Главарь же медленно перевёл взгляд на меня и, ехидно улыбнувшись, спросил:

– Наверное, соскучилась по сестричке? А, Юнона?

Я почувствовала, как волна горячей ярости разливается внутри грудной клетки.

– Небось гадаешь, жива ли несчастная Агата. Надеюсь, им с твоим папашей весело в аду.