успел сменить форму на тонкие спортивные штаны – не смотри ему в пах, Ора! – и футболку, которую я уже видела. Она была застиранная, с какой-то флотской символикой.

Роудс был самым горячим сорокадвухлетним мужиком на планете. Стопудово! По крайней мере, на мой взгляд.

С того дня, когда мы катались на UTV, в наших отношениях что-то изменилось. Мы наконец-то перешли на «ты» и обменялись телефонами. Подвижка была небольшой и, возможно, заметной только мне, но казалась значимой. Мы не так много времени проводили вместе – в последнее время он работал сверхурочно, но пару раз, когда он возвращался домой рано, а Эймос был в гараже, я ловила на себе его долгие внимательные взгляды – не совсем как на бешеного енота, а чуточку… другие.

Что бы это ни было, но волоски на моей шее становились дыбом. Вряд ли я себе это придумывала. Это было осознание, как когда ты моешь голову и слишком надолго задерживаешь дыхание, а тут раз: глоток воздуха! – и понимаешь, что не тонешь.

Но я старалась на этом не зацикливаться. Теперь я точно знала, что он мог находиться в моем обществе и относился ко мне довольно неплохо. На свой лад. Он заботился о моей безопасности, это факт. А еще в тот день, когда приезжал его отец, назвал меня своим другом.

И где-то глубоко внутри меня жило чувство, что этот порядочный немногословный мужчина не разбрасывается такими словами. И своим временем. Но готов потратить его на меня.

Вот поэтому-то, движимая скопившейся в сердце теплотой к этому ставшему мне близким человеку, я показала на тонкую ткань, которую держала в руке.

– Пытаюсь разобраться с новой палаткой, но ничего не получается.

Роудс наклонился над хаотично валявшимися черными и синими комплектующими.

– Что-то не так с нумерацией… Я пролила воду на инструкцию и не понимаю, что куда втыкать, – объяснила я. – В последний раз чувствовала себя такой дурой, когда только начинала работать в магазине.

– Если не понимаешь, это не значит, что ты дура, – он присел на корточки. – Есть упаковка или фото?

Иногда он бывает просто душкой!

Я сходила за дом и принесла упаковку, оставленную возле мусорных контейнеров, которые Эймос вывозил раз в неделю.

Роудс поднял голову и на мгновение перехватил мой взгляд. Потом посмотрел на изображение на картонной упаковке, и между его бровями залегла морщинка. Он скривил губы и кивнул.

– Маркер есть?

– Ага.

Серые глаза снова встретились с моими.

– Неси. Отметим каждую деталь, чтобы понять, что куда идет.

Мне сильно повезло! Поднявшись к себе, я достала из сумочки серебряный маркер и примчалась назад. Роудс уже начал собирать стойки. Лицо у него было задумчивое.

Я присела рядом на корточки и подала маркер.

Беря его, он коснулся моей руки мозолистыми кончиками пальцев, другой рукой снял колпачок и, подняв деталь, задумчиво хмыкнул:

– Это явно идет наверх, видишь?

Я не видела.

– А эта похожа на ту, – терпеливо объяснял он, беря другую стойку и крепя ее к первой.

Это я поняла.

– Ясно.

После этого он снова взял упаковку, почесал макушку и поменял стойки местами. Затем сделал наоборот и задумчиво хмыкнул.

Я взяла размытую инструкцию, которую случайно уронила в воду. Прищурилась. Вроде бы получалось правильно…

В конце концов он принялся соединять детали и, когда половина была собрана, отступил назад и кивнул:

– Куда пойдешь?

Я выпрямилась:

– В Ганнисон.

Он почесал голову, по-прежнему разглядывая полусобранный каркас.

– Одна?

– Нет. – Я перевернула инструкцию, чтобы было понятнее. – Клара пригласила меня с собой на выходные в Ганнисон. Пойдем вчетвером: я, Джеки, она и ее невестка. А ее брат останется с мистером Незом. Клара предложила взять у нее палатку, но я решила быть большой девочкой и купила свою – на будущее, если снова пойду с ночевкой. Когда-то я ходила с ночевкой, но это было давно.

– Да, эта сюда, – сказал он, когда я скрепила еще одну стойку. – Давно? Когда ты жила здесь?

– Да, мы с мамой ходили, – ответила я, наблюдая за тем, как он монтирует очередную. – Я уже предвкушаю это! В детстве было так весело! Мы запекали маршмеллоу и делали сморы [3]…

– Разводить костры запрещено.

– Я знаю. Мы будем на походной печке. – Я посмотрела на очередную стойку и перевернула ее. – Может, мне не понравится спать на земле. Но пока не попробую, не узнаю.

Не глядя на меня, он взял ту же стойку и поставил на нужное место.

– А ты крут! – сказала я, когда он поставил еще две стойки и каркас начал приобретать почти законченный вид. – Вы ведь не часто выбираетесь с ночевкой? Эймос же не любитель?

Роудс достал из кармана маркер.

– Не часто. Бывает, хожу на охоту или для тренировки, вот и все.

Он замолчал, и я подумала, что разговор подошел к концу. Он зажал маркер зубами, принялся монтировать последние несколько деталей и, к моему удивлению, продолжил:

– В детстве старший брат постоянно вытаскивал нас на природу. Вот тогда, я помню, было здорово!

Он принялся делать пометки на стойках, а я навострила уши.

– А сколько у тебя братьев?

– Трое. Двое старших и один младший. Убирались из дома от греха подальше, – странным тоном добавил он, явно что-то недоговаривая.

– А где они живут?

– В Колорадо-Спрингс, Джуно и Боулдере.

И никто из них, включая отца, не наведывается сюда… Колорадо-Спрингс и Боулдер – конечно, не ближний свет, но не настолько далеко. А до Аляски, само собой, пилить и пилить, так что вопросов нет.

Точно отвечая на мои мысли, он сказал:

– Они редко сюда приезжают. Незачем. Мы встречаемся пару раз в год. Как-то они приезжали погостить, когда я жил во Флориде. Все любили там бывать – в основном из-за парков развлечений.

Незачем? Хотя их отец, пусть и не самый лучший в мире, живет всего в часе езды отсюда? И где их мать?

– А почему бы вам с Эймосом не перебраться поближе к кому-нибудь из них?

Он продолжал размечать.

– Эймос вырос здесь. Я жил на базе, потому что приходилось, а большие города не по мне. Когда я решил стать егерем, открылся офис в Дуранго. В судьбу я не верю, но это было как знак.

Я тоже так думала.

– А где ваша мама?

Это я брякнула, не подумав.

Маркер завис в воздухе, а в голосе послышалась отчетливая резкость.

– Говорят, она скончалась несколько лет назад.

«Говорят». Вот и думай что хочешь…

– Мои соболезнования.

Роудс смотрел вниз, но покачал головой:

– Не стоит. Я по ней не скорблю.

Это было сказано с затаенной яростью, не иначе.

Должно быть, он сам себе удивился, потому что поднял глаза и нахмурился:

– У нас были плохие отношения.

– Мне очень жаль, Роудс. Извини, что спросила!

На его красивом лице проступило отчужденное выражение.

– Не извиняйся. Ты не сделала ничего плохого. – Он как-то слишком поспешно переключил внимание на палатку и, похоже, резко выдохнул. – Давай разберем и снова соберем вместе с тентом. Нужно