поднялся, а я попыталась сказать «Все в порядке», но не смогла произнести ни звука.

Вообще ничего. Потому что отчаянно пыталась подавить слезы.

– Дружочек, ты чего? – осторожно сказал он с явной тревогой в голосе.

Я сжала губы.

Он сделал вперед шаг и еще один – и я тоже шагнула навстречу.

Пошла прямо на него, по-прежнему сжимая губы и цепляясь за остатки гордости.

И когда он остановился в полуметре от меня, я поставила тарелки на землю и, подойдя к нему вплотную, уткнулась щекой куда-то между его плечом и ключицей. Обняла его обеими руками за талию, точно имела на это право. Точно он этого хотел.

Точно я ему была мила и это было нормально.

Но он не оттолкнул меня. Я прижималась к нему всем телом и уже не плакала, а рыдала ему в рубашку.

– Такого мне никто никогда не делал, – шептала я, хлюпая носом.

Его рука коснулась моей спины между лопаток.

– Прости, – прошептала я, пытаясь сдержаться и отстраниться, но не смогла. Потому что рука, прижимавшая бретельку бюстгальтера, не давала это сделать. – Я не хотела разводить сырость и тонуть в соплях. Не хочу доставлять тебе неудобства.

Вторая рука легла мне на спину чуть выше пояса.

И я отставила попытки отодвинуться.

– Ты не доставляешь мне неудобств. Все в порядке, – сказал он как никогда мягким голосом.

Он меня обнимал.

Он меня обнимал!

И – вот поди ж ты! – мне этого хотелось. Поэтому я обняла его крепче, сцепив руки у него на талии. Он был теплый, а тело у него было как монолит.

И – о боже! – от него пахло хорошим стиральным порошком.

Будь моя воля, обернула бы его вокруг себя и жила бы так вечно. К черту одеколон! Да здравствует стиральный порошок!

Особенно когда он идет в дополнение к такому телу, как у Роудса. Большому и крепкому. И умиротворяющему.

А ведь не так давно я считала, что он меня на дух не выносит.

А теперь… Ну, теперь я во всем сомневалась.

Что это с ним? Это он такой из-за аппендицита Эймоса? Потому что я спасла его в тот день, когда приехал отец? Или после нашей прогулки на UTV?

– Ты как, в порядке?

Его рука замерла у меня на спине, а потом снова принялась похлопывать.

Он похлопывал меня так, точно помогал прокашляться.

Меня захлестнула благодарность. Роудс пытался меня утешить! Никогда в жизни я не была настолько растеряна. Даже когда Кэден сказал, что любит меня, но знать об этом никому не следует.

– Да, – сказала я. – Ты такой милый! А я долгое время действительно считала, что ты меня с трудом терпишь.

Роудс отстранился ровно настолько, чтобы опустить подбородок. Брови у него сошлись на переносице, глаза смотрели испытующе, но, вероятно, он понял, что я не шучу, потому что постепенно его черты смягчились. Серьезное лицо вернулось, а с ним и «флотский» голос.

– Тогда это не имело к тебе никакого отношения. Это понятно? Ты напомнила мне кое-кого, и я решил, что ты на нее похожа. Прошло немало времени, прежде чем я осознал, что ты другая. Извини.

– Ясно, – я снова всхлипнула и кивнула: – Поняла.

Он по-прежнему смотрел мне прямо в глаза, а затем чуть опустил подбородок.

– Хочешь уйти к себе?

– Нет! Прости, что разнюнилась. И большое спасибо! Для меня это очень много значит.

Он кивнул, чуть коснулся руками моей спины и сделал шаг в сторону. Затем, вроде бы передумав, снова приблизился и вытер мое лицо рукавом свитера, который в какой-то момент надел.

И я, не успев осознать, что творю, снова рванулась вперед и крепко-крепко обняла его, так что он шумно выдохнул, а потом тут же расцепила руки и, всхлипнув, расплылась в слезливой улыбке. Затем я подняла с земли тарелки и протянула одну ему.

– Ну, давай есть, если проголодался, – проквакала я.

Он смотрел на меня как-то слишком пристально, морщины на лбу обозначились очень явственно.

– Ты все еще плачешь.

– Я знаю, и виноват в этом ты! – Я кашлянула, пытаясь держать себя в руках. – Это действительно самое приятное, что для меня когда-либо делали. Спасибо тебе, Роудс!

Он поднял глаза к ночному небу и хрипловатым голосом проговорил:

– Пожалуйста!

Мы тихо уселись, сняли с тарелок бумагу и принялись уплетать пиццу. Фонарь давал достаточно света, чтобы мы хорошо видели друг друга.

Мы закончили есть в тишине. Он взял у меня тарелку, поставил на землю и сказал:

– Я нашел пачку печенья с шоколадной крошкой и маршмеллоу. Когда купил, не помню, но срок годности еще не истек.

У меня задрожала нижняя губа, и в тот момент мне стала противна сама мысль о Кэдене. А противнее всего было, что я ненавидела его за то, что он не понимал меня – вообще ни капельки, тогда как мне казалось иначе.

Он не понимал! Сейчас я это видела. Всю картину целиком. Много лет назад я бы все отдала за это. Не за вещи, на поиски которых онлайн он тратил три минуты, а оплачивал в один клик. Помню, я несколько раз заговаривала о том, чтобы съездить в Пагосу, но он всякий раз менял тему. Не слушал. Ему было неинтересно. Все всегда определялось его желаниями. Сколько времени я потратила впустую…

– Так как насчет печенья с маршмэллоу? – переспросил Роудс.

Мое «да» было почти беззвучно. Но Роудс его услышал, потому что посмотрел на меня долгим взглядом, а затем нырнул в палатку и достал продуктовый пакет. Из него он извлек наполовину опорожненную упаковку печенья с шоколадной крошкой, помятый пакет с маршмэллоу, пару шпажек, прихватку и зажигалку.

Далее мы разделили обязанности: он подавал мне маршмэллоу по одной штучке, а я насаживала их на шпажки. Затем я надела прихватку и, улыбнувшись, направила шпажки в его сторону. Он зажег огонь, и я стала медленно поворачивать маршмэллоу, расплавляя их с обеих сторон. Для четырех сморов мы проделали это дважды.

– Тебе уже случалось так делать? – спросила я, задувая пламя на последнем.

В свете луны и фонаря его лицо казалось еще красивее – пластика была абсолютно идеальной.

– Нет, но я надеялся, что идея рабочая. Осторожно, не обожгись.

Заботливый папочка!

Как же мне это нравилось!

Потом мы медленно стягивали маршмэллоу со шпажек, клали на печенье и размазывали их палочками до консистенции липкой массы. Он взял два, а я – другие два. Улыбка не сходила с моего лица.

– Хорошо?

Я не совсем понимала, что конкретно он имел в виду, и решила, что все в целом.

– Более чем хорошо. Это потрясающе!

– Да?

– Да. Пицца, свежий воздух, луна, печенье…

– У Эйма на планшете есть пара фильмов. Я захватил его на случай, если ты захочешь посмотреть. – Он указал на палатку.

Он говорил серьезно. Интересно, что еще было в палатке?

– Может, я притащу спальник? А то на земле лежать жестко.

– Там есть парочка. Они чистые. После последнего