Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что встали? — один из стражников, крупный статный мужчина, прикрикнул на остальных. — Помогите Любаве сесть на лошадь и поехали — итак долго ждем.
— Подождите, — встрепенулась я и все же подошла к ведьме. Нужно спросить, пока не уехали, — где я могу найти ведьму Агату — мне сказали, что она умеет разные зелья варить от любовных терзаний.
Взгляд, которым меня смерила ведьма, был настолько презрительным, что даже ударить ее захотелось. Да и с чего вдруг такое высокомерие? Потом только заметила, как эта Любава бросает косые взгляды на того стражника, что всеми командовал, и отслеживает его реакцию на меня. Стражник никак не отреагировал, и ведьма успокоилась и снизошла до ответа.
— Померла она десять лет назад вместе с дочерью, а в лавке ее сейчас Ямира живет — можете к ней заглянуть. Только мой вам совет: вместо зелья от тоски просите у нее зелье, что истинные чувства восстанавливает. Она только в этом сильна, а остальное у нее через пень-колоду получается.
То, как Любава зло прошипела последнюю фразу, а глазами стреляла все в старшего стражника, говорило о многом — видать, Ямира эта сильнее оказалась того приворота, что Любава приготовила — ощущала я небольшой шлейф старой волшбы с примесью горькой полыни, которой пахнет магия Любавы.
Кивнула на прощанье и пошла к той лавке, что помнила по предыдущему визиту. Травами пахнет, магией старой и крепкой, чужой для этого помещения. А еще пахнет зельем, про которое говорила Любава — тем, что истинные чувства восстанавливает.
— Кого тут нелегкая принесла в мои владения? — скрипучий голос принадлежал старой седой ведьме с морщинистым лицом, сгорбленной спиной и узловатыми пальцами.
Старуха вышла в просторную комнату, в которой на столе были разложены засушенные травы, лягушиные лапки, крылья летучих мышей и крысиные хвосты. Я даже слегка опешила от столь древних атрибутов, к которым прибегали разве что первые ведьмы.
— А, сама Ехидна ко мне пожаловала, — скрипела старуха, а глаза ее так и сверкали, даже не скрывая ясный и пытливый ум. Пусть она и стара как само древо Тар-Данарии, но мысль в ней жива и кипит на зависть молодым… или вечным.
— Занятно, что ты меня узнала, а та, другая, что на ведьмины круги ходит, — нет, — проговорила я, присаживаясь на лавку, куда мне махнула Ямира.
— Ты про Любаву? Ха, да у нее силы все от зелий да камней, а сама она не на много способна, — рассмеялась старуха и с кряхтением поставила передо мной крупную кружку со своим зельем. — Слышала я, что Ехидна ходит по разным мирам и ищет средство от любви — у меня не найдешь. Я стара уже — вот только это и могу, но ты ж сама должна понимать — истинные у тебя чувства или нет. Ты пей — для тебя он как простой отвар из ромашки, только вкуснее да слаще — не действуют мои зелья на стражей Тар-Данарии.
Я с опаской отпила, хоть и знала, что навредить мне ведьмино питье не может, но ведь на вкус и цвет, как говорится в одном из миров, друзей не бывает. Зелье оказалось невероятно ароматным, немного терпким, слегка сладким — в самый раз отдохнуть и успокоиться. Эх, еще б пирога с брусникой.
— На вот, не я пекла — соседка, — передо мной поставили глиняную тарелку с закрытым пирогом, нарезанным треугольниками, — я настолько стара, что вымесить тесто могу только в воспоминаниях.
— Как ты здесь оказалась? В этой лавке всю жизнь управлялась Агата. Собиралась дочери ее передать и внучке.
Откусила небольшой кусочек и чуть не застонала — как же вку-у-у-сно. Не с брусникой — с черникой — но тоже невероятно.
— Агата с дочерью круг ведьмин закрывали, да не справились с нечистью — сгинули. Арина, внучка Агаты, Академию в этом году закончить должна да сюда явиться, да только что-то запаздывает.
— Лавку ей отдашь, когда от дел отойдешь? — спросила, намекая, что в ее возрасте уже отдыхать пора, а не зелья варить.
Старуха рассмеялась, беззлобно, по-доброму — не обиделась на мои слова, хотя все поняла про свою старость и силу, что истончается в ней — мне все это видно, как никому.
— Надеюсь, да только слухи об Арине тревожные доходят — посмотрю, когда явится, а то мало ли, выросла еще одна Любава или что похуже.
Мы замолчали, я доедала второй кусок пирога, когда почувствовала еще одну ведьму со сладковато-терпкой силой малинового чая. Сила эта ощущалась на улице, и тут же, распахнув дверь, в комнату влетела растрепанная рыжеволосая девушка с голубыми глазами, пухлыми губками и щечками — дитя дитем. И этот вихрь, поздоровавшись резко и скомкано, схватил со стола мою кружку с зельем и так же резко развернулся к долговязому стражнику, влюбленно следящим за каждым жестом юной ведьмы.
— Пей, да не глотком, дурень ты этакий, палец обмакни и оближи — тебе этого в самый раз хватит.
Я с интересом наблюдала за действием: зелье, что я пила как компот, приобрело вязкость и поблескивало на крупном пальце, как мед. Парень проглотил, сморщился, словно касторового масла выпил, а потом встрепенулся — взгляд стал осмысленным, цепким и немного злым.
— Полегчало? — спросила рыжая ведьмочка, уперев руки в бока. — Все еще хочешь на мне жениться?
— Да, нет, отстань, ведьма, — парень, что буквально мгновение назад смотрел на девушку влюбленными глазами, шарахнулся обратно к двери и сбежал, словно земля под ним горела.
— Вы меня извините, — девушка виновато улыбнулась и поставила передо мной мою кружку, в которой на дне плескалось янтарного цвета жидкое зелье — как-то допивать расхотелось. — Я ваше зелье от самой окраины ощутила — вы прямо моя спасительница. Этот горе-страж за мной с самого утра топает и замуж зовет — надоел страшно.
— Ну, а что ж ты его так? — я усмехнулась и поднялась с лавки, ощущая горечь разбившейся надежды, что в этом месте мне помогут.
— Если бы он по-настоящему, а тут проклятье подцепил, что на меня навели — он за время моего путешествия уже пятый такой. У меня у самой зелье неплохо выходило делать да непутевых этих отгонять, да ингредиенты закончились. А