мы знакомы с первого курса, а твоя репутация опережает тебя. Ты когда-нибудь встречался с девушкой? Вступал в какие-нибудь серьезные отношения?

– Какое это имеет отношение к тому, что у нас с Авой? – спрашиваю я, сбитый с толку.

– Прямое. Два года назад ее бывший хреново с ней поступил, и с тех пор она не вступала в отношения. – Бенсон облизывает губы и переводит взгляд на что-то у меня за спиной. – Она была готова раствориться в том парне, а теперь отказывается встречаться вообще с кем-либо. Так что, если она подпустит тебя ближе, это будет многое значить. И я не хочу, чтобы ты сломал ее, как тот придурок.

– Не сделаю я ей больно. – Он открывает рот, но я не даю ему вставить слово. – Она другая и… она мне нравится.

Бенсон мгновение молчит. А затем его губы растягиваются в улыбке.

– Рад это знать.

Убирая руки в карманы, я выдерживаю его взгляд. Вопрос так и желает сорваться с языка.

– Что он сделал?

– Спроси у нее. Вот и посмотрим, доверяет ли она тебе.

– Супер, – фыркаю я, на кончиках пальцев появляется давно забытый зуд. Мне внезапно хочется закурить, и сильно… хотя я избавился от этой привычки месяцы тому назад. Однако мысль о том, что она может мне не доверять, пугает меня до усрачки.

– Слушай, то расставание повлияло на нее сильнее, чем она думает. Ава наивно верит, что все оставила в прошлом, но это не так. – Бенсон делает глубокий вдох. – И то, что она отказывается приближаться к катку, лишнее тому подтверждение.

– Стой. Она мне говорила, что они с катком больше не ладят. Так это из-за ее бывшего?

Он кивает.

– Ава любила ходить на каток. Ты не представляешь, как часто они с Лайлой в детстве играли против меня. Она помогала мне тренироваться, каталась со мной или танцевала и пела, веселилась и наслаждалась жизнью. А этот идиот разрушил эту ее сторону. Теперь она приближается к катку только на время матчей.

Мы оба погружаемся в молчание, глядим друг на друга и не смеем нарушить тишину. Шестеренки в моей голове набирают ход, и я прихожу только к одному выводу.

– Он хоккеист?

– А ты шустрый. – Бенсон ухмыляется и посмеивается. – Он играет за «Гладиаторов».

Наши непримиримые враги. Я знаю каждого игрока из этой команды.

– Кто он?

– Джефферсон, – выплевывает Бенсон и корчится. – Он гребаный придурок.

– Он не просто придурок, раз сделал ей больно. – Я смутно его помню, ведь он на два года младше, но я позабочусь о том, чтобы после следующей игры он меня не забыл.

– О, мне знаком этот взгляд, и мне его не жаль.

– И правильно. – Тихо смеясь, я подхожу ближе и протягиваю руку Дрейку. Он берет ее, быстро обнимает меня, а затем отступает.

– Спасибо за честность, Колт.

– И тебе. – Я улыбаюсь ему. – Я узнал кое-что новое о девушке, которая мне нравится.

– Погоди, звучит так, будто она… – У Бенсона отпадает челюсть, и он таращится на меня так, словно я превратился в Шрека. – Она первая девушка, которая тебе понравилась?

Я раздраженно поправляю капюшон, хмурюсь и отвожу глаза.

– Да.

– Чувак. Ты серьезно? Это же чудесно.

– Это позорно.

– Нет, тупица ты. Это значит, что она особенная. Возможно, даже та самая.

Я цепенею. Он, мать его, серьезно?

– Так, поболтали, и славно. – Я разворачиваюсь и стремительно удаляюсь от Бенсона, стараясь не обращать внимания на то, что он давится смехом.

Я снимаю блокировку машины, бросаю сумку на заднее сидение и скольжу за руль. И лишь в этот момент осознаю, что улыбаюсь.

Заводя двигатель, я вспоминаю ее последнее сообщение. Она уезжает после последней лекции, оттого у меня не будет шанса с ней увидеться.

Две недели без Авы? Я обречен.

Который час? Я тяжело дышу, все тело липкое от пота. Одиночество выходит мне боком. Уже в третий раз за неделю я вырубаюсь за просмотром «Шерлока» и просыпаюсь, потому что вырываюсь из снов о прошлом. В голове возникает образ беременной Хелен, общающейся с моей матерью, и к горлу подступает тошнота. То, о чем я хотел забыть, подобралось ко мне на опасное расстояние, меня не отпускают воспоминания, которые я жаждал стереть, уничтожить, ведь они несут только боль и горечь.

Я хватаю с прикроватного столика телефон и таращусь на экран. Четыре утра. Встал даже раньше, чем в прошлый раз. Я выбираюсь из кровати и плетусь на кухню. Мне необходимо выпить стакан воды, чтобы сбежать от гадкого ощущения безнадеги.

Меня затягивает в прежнюю трясину, и это настораживает. Я не готов встречаться с демонами прошлого, уж точно не за четыре дня до сочельника. И не за месяц до чертовой папиной вечеринки. Если мне удастся прийти и за вечер ни разу не врезать ему по роже, это будет настоящим чудом. Не стоило ему просить Хелен звонить мне.

Ведь он мог сделать это сам и сгладить таким образом ситуацию. Я бы спорил, ругался матом, но явился бы на тупое мероприятие и исполнил роль идеального сына. Однако он поручил звонок Хелен. У меня и так руки чешутся придушить его без чьей-либо помощи и выпереть ее из его компании. Не нужно было ему оставлять ее и держать возле себя, не после всего произошедшего. Он мог поддерживать Хелен, отправлять деньги, да делать что угодно… после того как поставит ее на место. Но великий Эрик Томпсон поступает иначе. Жалкий придурок.

Заглотив залпом два стакана холодной воды, я тащусь в спальню. Меня одолевает зевота, а значит, есть шанс, что я заберусь под одеяло и провалюсь в сон? Было бы отлично, потому что теперь у меня почти каждый день раскалывается голова, и все от недостатка сна.

В квартире темно, с улицы едва ли долетают какие-нибудь звуки. Как же мне одиноко, я в жизни еще не чувствовал себя таким одиноким. Потому что познал иную сторону. Каково это, когда есть человек, добавляющий дням света. Добавляющий жизни, вызывающий улыбку тысячу раз в сутки, невзирая на мое угрюмое настроение или неприязнь ко всем окружающим.

Ава не обязана испытывать ко мне симпатию. Она не привязана ко мне ничем, кроме собственного желания проводить со мной время. И осознание этого переворачивает мой мир с ног на голову, во мне зарождается надежда, а в душе разливаются счастье и тепло. Я молюсь о том, чтобы не потерял все это.

Уже лежа в кровати я закрываю ноутбук, кладу