– Не она тебя вызывала, Люка, – твердо произнесла Мари, положив руку ему на плечо.

– И ты ей веришь? – прорычал тот.

– Когда ты получил вызов, Гвен находилась со мной, я гарантирую, что она не звонила.

Специалист по ритуальным преступлениям посмотрел в сторону зыбучих песков, поглотивших мобильник Мари, а заодно и тайну странного вызова, и невольно вздрогнул.

* * *

Поздней ночью в опустевшей жандармерии окно светилось только в кабинете майора Ферсена. Но его там не было. После долгих уговоров Люка разрешил Мари самой, без его участия, допросить Гвен. Если та и заговорит, то уж никак не В присутствии чужака.

Прошло полчаса, и Мари уже серьезно сомневалась, что ей удастся вырвать у Гвен признание.

– Надоела ты мне со своими поисками истины, Мари! Ты никогда мне не нравилась. Избалованный ребенок – родителями, братьями, природой, маленькая королева Ланд, вернувшаяся, чтобы восстановить на острове справедливость, со звездой шерифа на груди. Не знаешь жизни, а лезешь в чужую! Чем дольше ты пытаешься докопаться до пресловутой истины, тем больше вокруг гробов и несчастий! Не по плечам тебе этот груз – Истина! Вернись-ка лучше в Брест и играй там в свои полицейские игры, а нас оставь в покое.

В ясном взгляде голубых глаз Гвенаэль было что-то внушающее страх. Мари без труда представляла, какое влияние он оказывал на Лойка и Жильдаса, когда те были детьми. Но ее из колеи не выбьешь.

– Вспомни, Гвен: тогда тебе было всего десять лет, в мае тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, ночью, разразилась буря, и маяк погас.

Никакой реакции.

– Все условия для игры в береговых разбойников, но для полного правдоподобия требовалось, чтобы их было шестеро. Ты, Жильдас, Лойк, Ив… Кто еще двое?

Молчание.

– Волны достигли пятиметровой высоты, они с ревом бились о прибрежные скалы бухты. Той ночью где-то вблизи Ланд затерялся корабль, и когда на берегу зажглись огни… Скажи, Гвен, вы добились полного сходства с легендой? Привязывали фонарики к рогам коров или просто раскачивали их руками?

Она даже не моргнула. Непробиваемая скала. Но и в самой твердой скале всегда найдется трещинка. Мари знала, где у дочери Ивонны слабое место.

– Потрясающее сходство – та же смесь презрительности и высокомерия!

– Оставь мать в покое!

– Я говорю о твоем отце – Артюсе.

Побагровев, Гвен вскочила:

– Ты без колебаний поворачиваешь в ране нож, чтобы скорее достичь цели, не правда ли? Ну допустим, познаешь ты ее, эту чертову истину! Да, я действительно была тогда на берегу вместе с твоими братьями, Ивом, а также… с Кристианом.

Мари была готова услышать имя жениха, но невольно вздрогнула. Гвен, заметив это, продолжила:

– Что, получила? То-то же! Твой герой виновен не меньше других, а может, и больше.

Взгляд Гвен заволокло пеленой: перед ней встали образы той далекой ночи, полностью изменившей ее жизнь.

– Мы зигзагами носились по берегу над бухтой, покачивая лампами, как это делали наши предки за несколько веков до нас. В ту пору мы были просто детьми и не осознавали опасности. Когда заметили корабль, было уже слишком поздно: он шел прямо на подводные скалы. Раздался страшный треск, и судно раскололось пополам, послышались крики.

Она подошла к окну, посмотрев в сторону Ти Керна.

– Ночь выдалась темная, как чернила. Мы ничего не видели, и от этого было еще страшнее. Как они кричали! Стоит мне закрыть глаза, и я вновь слышу их крики. Нас сковал ужас, мы были не способны двинуться с места, а уж тем более прийти на помощь. Потом крики смолкли. Мы захотели спуститься в бухту, но путь нам преградили волны начинающегося прилива. Мы убежали, но самое худшее… – она обратила на Мари затуманенный взор, – что я ничего никому не сказала. Когда я вернулась домой и мать отругала меня за испачканную одежду, я ничего не стала объяснять. И каждый из нас так поступил – мы дали клятву.

Мари ее разубедила, и лицо Гвен исказилось, показалось, что Гвен вот-вот разрыдается. Ей тяжело было узнать, что Жильдас, Лойк и Ив все рассказали родителям.

Не лгала ли она, утверждая, что никогда не слышала о слитках?

Залитые слезами голубые глаза поневоле внушали Мари доверие.

– В легенде говорится о шести береговых разбойниках, кто же шестой? Пьер-Мари де Керсен?

– Пи Эм? – Гвен презрительно рассмеялась. – Маленькому принцу не разрешали смешиваться с народом из страха, что бедность заразна. Как ты думаешь? Конечно же, Пьеррик. Ему исполнилось всего шесть, и он уже тогда таскался за нами как хвостик. В панике я о нем совершенно забыла. Его нашли на следующий день, обезумевшего от страха, скорчившегося возле могильного холма, откуда он наблюдал за разыгрывавшейся трагедией… С того дня он больше не произнec ни слова. Впрочем, и для остальных тоже все изменилось.

Она низко склонила голову под тяжестью воспоминаний.

– Мы с Лойком любили друг друга с детства и еще тогда решили пожениться. Но после той ночи все пошло наперекосяк. Между нами стояла ужасная тайна. Сначала мы думали, что со временем все забудется. Я уехала учиться на континент, а когда вернулась, твой брат уже был женат на Катерине. Потом я встретила Филиппа, он мне понравился, и я решила, что мне удастся забыть твоего брата. Ничего не вышло. Три года спустя мы из-за непогоды застряли в Бресте и в гу же ночь стали любовниками. Я надеялась развестись, когда подрастет Ронан.

Она заплакала. На этот раз Мари не аплодировала.

Вдруг неведомо откуда – с неба или из моря – появилось солнце: в эти редкие часы одно сливалось с другим. Легкий ветерок дышал терпкими ароматами и водяной пылью, возбуждая мечты о неведомых горизонтах. Спокойствие этого мирного и безмятежного дня нарушали лишь крики носившихся над траулером чаек. «Меня, меня, меня!» – галдели они, совсем как Мари в детстве, когда она, топая ногами, приставала к отцу, чтобы он взял ее с собой проверить верши.

Прошлой ночью Мари не сомкнула глаз. Все, во что она верила многие годы, разлеталось в щепу, вплоть до последнего «удара милосердия», который накануне во время допроса нанесла ей Гвен. Ей вспомнилось: «…а может, и больше». Почему Гвен добавила это, говоря о Кристиане и его ответственности за кораблекрушение?

Тогда дочь Ивонны ее не пощадила.

– Все просто. Кристиан удрал первым, не заботясь об остальных, потому что уже тогда был трусом.

Дизельный мотор затарахтел и смолк. Они вышли в открытое море. Можно начинать.

Мари помогла отцу столкнуть в воду два гроба, находившихся на борту траулера.

Они исполнили волю Лойка. Он хотел, чтобы его тело похоронили в море. Такой, без сомнения, оказалась бы и воля Никола, если бы судьба оставила ему время об этом подумать. Из любви к ним офицер полиции Мари Кермер готова была нарушить закон.