– Ну хватит! Довольно! – прогремел Люка. – Фаянсовая фабрика была построена спустя два года после кораблекрушения. На какие деньги, мадам Ле Биан? И не говорите, что на страховку, которой ваш супруг не пользовался.

Мать Гвен не сдавалась:

– За эти денежки мне пришлось попотеть.

– Разумеется. Но, занимаясь проституцией в порту Ланд, трудно было в ту пору заработать миллион, необходимый для строительства фабрики, согласитесь.

– Вот недотепа! – только и сказала она с презрением.

– Что? Других аргументов нет? Жаль, обычно вы выкручивались с большей ловкостью. Впрочем, трудно допустить, что вы построили свое предприятие на средства, добытые разбоем.

– Не понимаю ваших намеков! – грубо возразила Ивонна.

– Нет, отлично понимаете! – холодно произнесла Мари. – Вы благоразумно дождались смерти Легелека, чтобы выдать эту манну небесную за страховку, такую же фальшивую, как и его отцовство.

Мать Гвен рассмеялась, словно это предположение показалось ей крайне нелепым.

– Вы сами ничего не поняли! Эти деньги мне дал Артюс, пожелавший скрыть от людей, что Гвен – его дочь.

– Могли бы и больше получить, Ивонна, гораздо больше, – иронично заметил Ферсен.

Бывшая булочница, обессилев, откинулась на спинку стула.

Жандармы, наблюдавшие за домом Ле Бианов, видели, что Жюльетта, крутя педали как сумасшедшая, подъехала к зданию и сразу направилась в комнату Ронана. На мгновение они заколебались: не должны ли они вмешаться? Потом жандармы решили удовольствоваться письменным отчетом. Когда вскоре там же остановился лимузин и оттуда с перекошенным от ярости лицом вышел Пьер-Мари, они снова подумали, не стоит ли им вмешаться. Впрочем, капитан Кермер приказала им лишь проследить, с кем встречаются хозяева, но не уполномочивала на более радикальные действия. То же произошло и когда в двери появилась Гвен. Жандармы не имели никакого права противодействовать этому, пока госпожа Ле Биан оставалась в пределах своих владений. Даже не слыша, что она говорила, было ясно: Гвен не позволит Керсену-младшему войти в дом.

– Думаешь, ко мне можно вламываться под предлогом, что ты мой сводный брат? – злобно бросила она.

У несчастного Пьера-Мари на лице отразился ужас. Итак, она знала! Ну конечно, знала! Ему пришла в голову мысль, что Гвен и есть автор анонимки.

– Тебе не заполучить половину отцовского наследства, даже не мечтай! – Его затрясло, когда он заметил брошенный Жюльеттой велосипед. – Моей дочери нечего у тебя делать! – взвизгнул он.

Гвен выдержала паузу, чтобы посильнее огорошить его новостью, что бесценная Жюльетта, в сущности, троюродная сестра Ронана и беременна его трудами.

– Замок огромный – мы все в нем поместимся. Я всегда мечтала иметь большую семью, особенно в рождественские праздники, – со смаком прибавила она.

Слова не сразу достигли мозга Пьера-Мари, а когда это произошло, произвели там серьезное опустошение. Пи Эм схватил Гвен за шею и с вытаращенными глазами и выступившей на губах пеной принялся ее душить.

– Ничего не получишь! Ничего! – взревел он. – Скорее я тебя убью!

Жандармы, обменявшись испуганными взглядами, выскочили из машины.

К счастью для Гвен, ее супруг оказался проворнее. Выбежав из дома вместе с Ронаном и Жюльеттой, он вырвал жену из лап Керсена-младшего.

Задыхающаяся, с расцвеченной красными полосами шеей, внебрачная дочь Артюса и Ивонны между тем отказалась подать жалобу.

– Пьеру-Мари кровь ударила в голову, – великодушно объяснила она жандармам. – Наверное, от волнения, что он скоро станет дедушкой!

Проигнорировав и рыцарский подвиг мужа, и безумные глаза сводного братца, она сделала неожиданное заявление:

– Я недавно узнала, что являюсь побочной дочерью Артюса де Керсена. Согласитесь, господа, что жаловаться на собственного брата противоестественно!

Облокотясь на фальшборт в носовой части парома, Мари, во власти противоречивых чувств, смотрела на приближавшиеся огни Ланд. Остров, где прошло ее детство, показался чужим, чуть ли не враждебным. Впервые в жизни она боялась туда возвращаться. Догадавшись, что она испытывает, Люка положил руку ей на плечо. Они вместе наблюдали, как перед ними проплывали Ти Керн, менгиры, бухта, грот.

Глаза их встретились, и внезапно родилось желание – властное, непреодолимое. Не сговариваясь, они пришли в отель, поднялись в «люкс для новобрачных», где он сразу обнял Мари и поцеловал, вызвав у нее гамму неописуемых ощущений, окрашенных в переливчатые цвета северного сияния.

Кристиан Бреа занимался с ней любовью, Люка Ферсен – открыл ей любовь. Доведя ее до высшей точки наслаждения, он слегка отстранился, словно спрашивая позволения продолжать, и она сама рванулась навстречу его ласкам. В его объятиях она вдруг ощутила себя рабой, о чем никогда не подозревала, но также и пылкой любовницей, осмелившейся исследовать неизведанные пространства. Страсть. Слияние. Впервые в жизни Мари поняла, что значит стать единым целым.

Позже, отдыхая в его объятиях, Мари спросила себя, как ее, когда-то влюбленную в Кристиана, могла до такой степени потрясти – чувственно, телесно – близость с Ферсеном…

Скользнувшая по ее ногам рука положила конец этим рассуждениям, и ответ на роковой вопрос умер на губах ее возлюбленного. Он поцелуями заглушил ее крик наслаждения… и в это время в дверь постучали.

Забыв обо всем, кроме их любви, они не услышали телефонного звонка. На пороге стоял Морино.

– Собаки обнаружили следы пластида в одном из складов фабрики. – При виде вынырнувшего из темноты полуголого Ферсена он смутился.

– И что об этом думает Гвенаэль Ле Биан?

– Ничего. Она исчезла, – ответил Стефан, делая усилие, чтобы не смотреть на разобранную постель. – Ее автомобиль припаркован неподалеку от замка.

Конверт лежал на самом видном месте водительского сиденья. Пустой.

На расколотой надвое сургучной печати был изображен овал с тремя вертикальными черточками. Медуза.

Куча тряпок и водорослей, имитирующая человеческое тело на пляже… Зыбучие пески… медузы… одолженный телефон…

– Ловушка в Аргозе – очередное представление, устроенное убийцей непонятно с какой целью, – сказал Люка, прежде чем обратиться к Морино: – Соберите людей, нужно немедленно прочесать пляж!

– Сейчас время прилива, стоит подождать, – заметила Мари со знанием дела. – Стефан, поставьте двух человек возле менгира с таким же знаком. Если наши предположения верны, в ближайшие часы на нем появится кровь.

Она пошла к автомобилю и села на пассажирское сиденье, не произнеся ни слова. Люка устроился рядом. Он догадывался, что Мари мучают угрызения совести: в тот час, когда они занимались любовью, возможно, Гвен умирала. Что ни скажи он сейчас, это ничего бы не изменило.