Флавио на пляже наконец выучил команду «апорт». Он был быстрым, ловким, на три дюйма выше в холке, чем Лу, но более тощий. Он был похож на птицу, словно его кости были полыми, и его носил ветер. Лу был крепким, приземленным, прочным. Лу был сталью, а Флавио – пемзой.

Лу. Закаленный, несгибаемый, верный.

В первый же лень, как мы приехали на пляж, сыновья Никки стали играть с собаками в догонялки. Лу подпитывался от них энергией. Он черпал в них молодость.

– Ты посмотри на него, – сказал я Никки, когда ветер улегся. – Ему четырнадцать лет.

– Шайенн в тринадцать еле лапы таскала. А он жеребец!

– Глуховатый, конечно, слегка.

– Ничего. Ты на него глянь!

И я глядел. Они играли с Заком – тому уже исполнилось семнадцать, он играл в футбол, был спортивным и крепким, но сейчас Лу от него не отставал. Они носились кругами, убегали от прибоя, валялись на песке.

Джек какое-то время порезвился с ними, затем устроился поближе к нам. В молодые годы Лу без труда обгонял мальчиков, но сейчас он давно не бегал.

Джек закричал:

– Ко мне! – И Лу с Заком сорвались с места. Какое-то время бежали вровень, затем Зак вырвался вперед. Лу старался что было сил, но отстал на десять шагов.

Никогда раньше он не уступал в беге – тем более двуногому.

– Я тебя побил! – засмеялся Зак, потрепал Лу по шее и шлепнул по заднице. Лу улыбнулся и, тяжело дыша, отошел. У него был какой-то странный вид.

– Ты заметила? – спросил я у Никки.

– Что?

– Он старался не наступать на заднюю лапу.

– Хромал?

– Не совсем. Как будто что-то с мышцами. Поднимал лапу, замирал на секунду, а потом осторожно ставил на песок.

– Может, растяжение?

– Ладим ему сегодня отдохнуть.

Все оставшееся время он бегал нормально, но я слишком хорошо его знал. Что-то было не так.

– Дегенеративная миелопатия?

– Боюсь, что так. Это часто случается у овчарок, – пояснил доктор Филлипс. – Аутоиммунное нарушение, которое затрагивает миелиновую оболочку спинного мозга, а затем и нейроны. Боли нет, но постепенно утрачивается контроль нал задней частью тела. Страдает проводимость нервных окончаний. Собаки поджимают подушечки, с трудом поднимаются на ноги. Потом движения становятся все менее уверенными, они натыкаются на предметы, лапы подкашиваются. Со временем это приводит к полному обездвиживанию.

– А это может быть что-то другое?

– Если бы он повредил позвоночный диск, ему было бы больно. Может также быть спинальный стеноз или то, что мы называем cauda equina – сужение позвоночного канала. Это тоже ограничивает подвижность. Симптомы иногда похожи. Но, честно говоря, я сомневаюсь. Первый признак этого заболевания – болевые ощущения, когда собака поднимает хвост. А тут мы этого не видим. Он ничего не чувствует.

– Мне так кажется.

– Да. С другой стороны, это же Лу. Ротвейлеры хорошо терпят боль.

– Он стал реже вилять хвостом.

– Еще один симптом. И вот, посмотрите. – Он указал на левую заднюю лапу. – Потертости на верхней стороне когтей. Вы в последнее время слышали, как он ходит?

– Да, я не придал этому значения, но он стучал. Я еще думал, что пора стричь ему когти.

– Собаки, страдающие ДМ, поджимают подушечки.

– Черт.

– Смотрите. – Он сжал заднюю лапу Лу «в кулак» и поставил на пол. У того ушла пара секунд, чтобы нормально ее разжать. – Я уверен, что это ДМ.

– И что нам делать?

– Прежде всего, не волноваться. Я отправлю вас к доктору Сандерсу, это лучший ветеринар-невропатолог в округе. Пусть посмотрит.

– Но диагноз скверный, да?

– Не очень хороший. Однако Лу – крепкий парень, не пудель какой-нибудь, уж простите за пренебрежение. Иногда ДМ развивается не слишком быстро.

– Сандерс – хороший врач?

– Самый лучший.

Годы и болячки начали сказываться на Лу. Он еще мог бегать трусцой, но не более того. И выносливость снижалась на глазах. Супермен старел.

У собак это происходит иначе, чем у людей. Мы достигаем пика в двадцать пять, а потом медленно и постепенно движемся вниз по склону. Собаки быстро созревают, достигают равнины и надолго задерживаются там. После чего, в последней четверти жизни, на них обрушиваются недомогания – артриты, глухота и все остальное.

Затем наступает конец. Чаще всего это случается быстро, как у Шайенн. Организм не справляется. И теперь то же самое было с Лу.

Доктор Сандерс подтвердил диагноз: дегенеративная миелопатия. Мы ничего не могли сделать. Никакая хирургия не могла помочь моему брату.

Лу был отважным. Крепким. Он держался изо всех сил.

– Не снижайте его активность, – посоветовал доктор Сандерс. – Чем больше он двигается – в разумных пределах, – тем лучше для нервной системы. В доме ему будет хуже.

– Сколько времени нам осталось?

– Еще четыре-шесть месяцев, и он не сможет ходить, а пока пусть гуляет. Наслаждается жизнью.

Так мы и сделали, и год спустя этому поразительному псу исполнилось пятнадцать – и он все еще был на ногах.

Лу взирал на слоеный пирог из разных сортов мяса, с розочками из орехового масла, украшенный пятнадцатью свечками. Он стоял на подрагивающих лапах и наслаждался. В какой-то миг мне даже показалось, что сейчас он задует свечи, но нет, он просто на них смотрел. Помнится, я задумался в тот момент: а сумел бы я научить его гасить свечи?

Мы поставили еду и миску с водой повыше, чтобы ему было удобнее. У него была своя комнатка рядом с кухней, где он мог подремать или погрызть что-нибудь вкусное, когда пожелает. Я баловал его. Лакомства, много ласки, разговоры обо всем на свете – все только для него. Испортить Лу вниманием и уступками было невозможно, все это он перерос много лет назад.

Каждое утро мы шли гулять в парк, до самой Поляны Лу, затем возвращались обратно, в общей сложности проходя примерно полмили. Перед входом в парк дорога забирала вверх, и этот подъем давался ему все тяжелее, но Лу справлялся.

– Доктор Сандер сказал, тебе надо больше двигаться.

– Ар-ру-а.

– Да, точно, приятель. Полезно для позвоночника.

Было тяжело смотреть, как он слабеет. Люди, которые впервые знакомились с Лу только сейчас, не знали, каким он был раньше. «Видели бы вы его десять лет назад», – хотелось мне сказать. Но я молчал.