лазить в моем телефоне, а? Тебе нос откусить или как? — отчитывал меня, но как-то по-доброму, а затем прикусил таки кончик моего носа. Так... слабенько, чисто для профилактики.

— Ох, — выдохнула стыдливо.

— Не нужно читать чужие переписки, чтобы потом вот так не охать, — произнес совершенно беззлобно.

— Извини. Я больше так не буду, — клятвенно заверила, а Север недоверчиво покачал головой. — Так и что с тем пари?

— В начале хоккейного сезона мы с пацанами зарубились на дискву. Кого первого из нас отстранят от тренировок, тот и будет проставляться. Я проиграл пари, потому что подрался с Бергером. Ты тут вообще ни при чем.

Какая же я идиотка! Тошнит от самой себя!

— Тогда ты должен понимать, я прочитала все, и знаю о встрече с Наташей. Кто она такая? И зачем ты с ней встречался?

Внезапно Севера затрясло. В нем снова клокотала злоба. Руки его отяжелели и соскользнули с меня. Он отошел к окну, сплел пальцы в замок на затылке и соединил локти, скрывая свое лицо. Казалось, в таком положении он простоял целую вечность. Он мучил меня затянувшимся молчанием, пока...

— Я соврал тебе, — признался он слабо на выдохе.

Нутро стянуло тугим жгутом и сердце разучилось биться.

Морально я готовилась к самому худшему, однако все оказалось куда сложней.

— Моя мать не умерла. Тринадцатого октября она отказалась от всего, что у неё было... Она отказалась и от меня. Поменяла документы, изменила свой возраст и умотала в Дубай к какому-то богатому ублюдку.

Я судорожно хапнула ртом воздух. Стоило воскресить в памяти один из наших разговоров, как все снова перевернулось вверх дном.

Шейхи, девушки, превратившиеся в вещь, деньги...

Тогда я думала, он говорил о бывшей девушке, а тут вот оно что...

— Татуировку я набил, чтобы не забывать, кто она есть на самом деле. Помнить, что как мать, она давно для меня сдохла! Да вот только надо было на лбу бить, чтоб наверняка! — слетел с его губ горький смешок. — Я ненавижу ее! Но ненавижу не потому что она отказалась от нас. Нет, я смирился, и сейчас даже рад этому. Нахер нам упала такая прошмандовка! Я ненавижу ее из-за того, что после долгих лет она вдруг вспомнила обо мне... Прикинь? Когда этот ублюдок с арабской жопой отпиздил ее до полусмерти и выставил на улицу, она вспомнила, что у нее когда-то был сын. Пиздец! А я же ездил забирать ее, помог вернуться ей в Россию и обосноваться здесь. Я не хочу ей помогать, но меня всего корежит... Ломает на части! В итоге я снова ей помогаю, несу деньги за каким-то хером, покупаю продуты и лекарства, чтобы она не подохла. Отец вообще не в курсе, что сука Наташа причалила обратно. Он ее убьет. На куски покромсает и меня заодно, если узнает.

Потребовалось время для переваривания. Причем нам обоим. Мне — чтобы понять первопричину ненависти, живущей в нем. А Северу — смириться с тем, что он сам указал мне на свое самое больное место.

— Я не монстр, Лин... Но по мне, так лучше быть им.

— Нет... не говори так... не лучше, — осторожной поступью подошла к нему.

Я не тот человек, который мог бы раздавать советы. Впрочем, Северу не нужны были советы. В момент минутной слабости он нуждался лишь в утешении, понимании.

Руки потянулись к его часто вздымающейся груди, плавно очертили твердые мышцы, скользнули выше и обвили напряженную шею.

— Не лучше, Север, — повторила я шепотом. — Ты не монстр, и никогда им не станешь. Пообещай мне.

Его неровное дыхание обожгло лицо, опустилось на пересохшие губы.

— Обещаю, — произнес, опутывая меня сильными руками.

Я первой осмелилась поцеловать его. Мягко коснулась губ, нежно провела языком по ним. Север простонал, содрогнувшись, словно под воздействием разряда тока и больно стиснул мою талию.

Я хотела лишь на время облегчить его бремя. Ослабить оковы, мешающие ему дышать. Сейчас он нуждался во мне больше, чем я в нем. И в моих силах было дать ему то, чего он хочет.

Однако утешение стремительным образом переросло в очередную дозу безумия. И нежных поцелуев стало катастрофически мало. Теплых объятий стало не хватать. Вскоре мы сплетались языками, как дикари. И одежда летела с нас в разные стороны, пока Север нес меня на второй этаж.

Я хотела его. Безумно. Боже, я думала об этом весь день. Мечтала, словно мечтать больше не о чем.

Я мечтала ощутить его руки на своем теле. Его губы на каждом сантиметре кожи. Его дыхание на в хлам истерзанных губах. Его сумасшедший напор, превращающий меня в маньячку. Я обо всем об этом мечтала. И, оказавшись в его комнате... Лежа на его постели, я получала все это в десятикратном объеме.

— Если будет больно, скажешь, — предупредил Север и нетерпеливо вошел в меня.

От чувства наполненности я запрокинула голову назад. От ощущения трения горячей плоти по узким стенкам выгнулась и впилась ногтями в его спину. Глаза от кайфа закатились под веки, с губ сорвался сладкий стон.

Боли совсем не чувствовалось. Если бы боль была такой, я хотела бы болеть чаще. Напротив, мне было приятно. Настолько, что захотелось кричать. Чтобы все в округе узнали о том, как мне чертовски хорошо.

Капец.

Моя жизнь скатилась в пропасть. Я лишилась практически всего, что у меня было еще вчера. Я не знала, что преподнесет мне завтрашний день. Но в настоящий момент я будто бы находилась в непроницаемом коконе, где не существовало проблем. Где не было никакого пугающего "завтра". Где было только здесь и сейчас. А здесь и сейчас я парила в невесомости.

Ощущения были совершенно иными. Дикими и в то же время слаще сахара. Каждый толчок Севера отзывался во мне сладостной дрожью и приятной пульсацией. Каждый жадный поцелуй рождал необузданной силы желание. Наслаждение. Наивысшее удовольствие.

Мое тело любило Севера. Губы ласкали каждую клеточку солоноватой кожи. Пальцы переплетались с его. Стенки сокращающегося влагалища сжимали его до искр из глаз.

Между нами была не только химия. И даже не физика. Между нами была сумасшедшая магия... любовь...

— Ли-ин, — позвал Север, существенно замедляя темп.

— Да...

Я разлепила тяжелые веки, инстинктивно двигая тазом. Север смотрел на меня сверху-вниз с неприкрытым трепетом волнения.

Непривычная робость и упрямая решимость конфликтовали между собой