Улыбка на лице Сабрины увяла.

В этот момент мужчины отвернулись от окна и направились к больной. У нее не было сил что-то наспех придумать и встретить их достойно, и Сабрина сделала единственное, ей доступное, — притворилась спящей, дабы выиграть время и хорошенько поразмыслить над своим новым положением.

Она осталась неподвижной и в тот момент, когда в спальню вихрем ворвался Морган, пролетел мимо кровати и принялся метаться по комнате, как тигр в клетке.

— Разве ей не пора прийти в сознание, доктор? Ведь вы перестали давать ей опий три дня назад, черт возьми!

Сабрина отважилась чуть приоткрыть один глаз. Полы накидки за широкими плечами развевались, будто на ветру. Морган принес в спальню, превратившуюся в душную больничную палату, запах можжевельника и свежего морозного воздуха. Глядя на пышущего здоровьем белокурого великана, Сабрине стало невыносимо жаль себя.

Обменявшись тревожным взглядом с Дугалом, доктор покачал головой.

— У меня, сынок, было немало больных со сходным диагнозом. Организм как бы впадает в спячку, дабы приберечь энергию, необходимую для выздоровления. Сабрина придет в себя, когда организм будет к этому готов.

Сабрина опустила веки, заметив приближение мужа. Она будто всей кожей ощущала исходившую от него подозрительность.

— Странно… — задумчиво пробормотал Морган, и Сабрина услышала шелест перелистываемых страниц. — Я мог бы поспорить, что эта книга лежала сегодня утром в ногах кровати.

Руки Моргана придавили подушку с двух сторон, он склонился над женой, внимательно изучая ее лицо. Сабрина боялась не то что пошевелиться, но и вздохнуть. Кончики волос Моргана защекотали нос, у нее возникло непреодолимое желание чихнуть.

Положение спас отец.

— Сюда с утра заходила Энид, — сказал он спокойным и уверенным тоном, исключающим возражения, — наверное, она брала книгу, чтобы почитать Сабрине.

Морган фыркнул.

— Ну конечно. Или Пагсли от нечего делать решил немного почитать.

По-прежнему недоверчиво качая головой, он ушел. Когда за ним закрылась дверь, в комнате стало пусто и неуютно. За ним последовали доктор Монтджой, бормочущий какие-то слова утешения, и батюшка, хранивший загадочное молчание.

Как только за ними закрылась дверь, Сабрина приподняла голову над подушкой, скрестила руки на груди и уставилась на свои ноги. Ненавистные и бесполезные придатки!

Что теперь делать? На нее обрушился звучащий приговором голос Моргана: «Макдоннеллы не терпят проявлений слабости. Они не терпят увечных и калек».

Ранее Сабрина подслушала разговор Алекса с отцом, из которого следовало, что Ив трусливо сбежала. Однако приходилось признать, что победа осталась за злобной горянкой. Жаль, она не осталась порадоваться своему успеху. Ей бы наверняка пришлась по душе мрачная ирония судьбы. Вспомнилось, как Фергюс презрительно обронил: «Да я бы скорее переспал с хромой Ив, чем лег в одну постель с девкой из рода Камеронов». «Теперь я не только Камерон, но и калека безногая», — подумала Сабрина. Она схватила книгу и швырнула в дальнюю стену.

Теперь пускай Морган попытается догадаться, как книга оказалась на полу с растрепанными страницами. В ногах пульсировала тупая боль, и от этого становилось чуть легче на душе, но не намного, потому что моральные страдания были значительно острее физических.

За последние два дня у нее было много времени для размышления. Даже слишком много. Сабрина пришла к выводу, что отныне будет лишь тяжким бременем для мужа. Ему нужна здоровая жена на двух крепких ногах, способная помочь в решении многочисленных проблем клана. Способная родить Моргану наследника. Сабрина непроизвольно провела ладонью по животу, словно лелея единственную надежду, которая у нее еще оставалась.

Если Морган будет настаивать на том, что Сабрина Камерон даже в ее нынешнем состоянии остается его законной женой, он рискует потерять уважение своих соплеменников. Она смогла вынести враждебность Макдоннеллов, которую они питали к ней как представительнице чуждого клана, но, если ее начнут жалеть, она этого не переживет. Но самое страшное — увидеть жалость в глазах Моргана, а это неизбежно будет случаться каждый раз, когда он будет смотреть или дотрагиваться до нее. Он станет испытывать к ней то же чувство, которое возникает при виде воробья со сломанным крылом или ребенка, разбившего колено при падении. Сабрина сжала кулаки. Самолюбие и гордость присущи не только Макдоннеллам.

Больная закрыла глаза. На нее нахлынула память о последней ночи, проведенной с мужем в этой кровати, которая с тех пор стала ее тюрьмой. Тогда горели свечи, поскольку Морган всегда настаивал на том, что предаваться любви можно только при свете. Перед мысленным взором встал образ белокурого великана, самозабвенно, без остатка отдававшегося акту любви, и стало горько на душе. Сабрина приняла решение и открыла глаза. Когда в комнату вернулись Дугал и доктор, они увидели больную сидящей в постели, подушка за спиной, руки сложены на коленях.

— Принцесса! Да ты проснулась! — Дугал бросился к кровати, встал на колени и взял дочь за руки, безжизненные и холодные в его горячих ладонях.

Доктор Монтджой озарился довольной улыбкой.

— Возблагодарим Господа! Я знал, что Всевышний поможет нам. Дугал, оставайся здесь, а я пойду за ее мужем. — У него вырвался короткий смешок. — Наконец-то можно поделиться с ним радостной новостью. — Врач засеменил к двери, весело потирая руки.

Сабрина остановила его двумя короткими словами:

— Не надо.

Дугал нахмурился. Но, даже непривычно хриплый после долгого молчания, голос дочери прозвучал холодно и твердо:

— Я не желаю в настоящее время видеть своего супруга.

— Послушай, девочка, — взмолился Монтджой, — ты не права. Если бы ты могла видеть своего мужа в последние две недели, ты бы не стала медлить. Он очень волновался за тебя. В жизни не встречал человека, способного так долго не есть и не спать. Для этого нужно обладать, я бы сказал, сверхчеловеческой силой духа.

— Я не желаю его видеть, — повторила Сабрина. — Если он станет протестовать, напомните, пожалуйста, что за ним числится долг. Он обязан пойти мне навстречу.

— Но, моя дорогая… — начал Дугал, но ее грубые слова больно резанули слух:

— Передайте то, что я сказала.

Врач неохотно повиновался, у него жалобно дрожали щеки, он напоминал гончую, потерявшую след. Больная опустила глаза на руки отца, все еще лежавшие на ее пальцах. Знавший ее лучше, чем кто бы то ни было, Дугал вглядывался в лицо дочери, пытаясь понять причину ее странного поведения.

— Может, поговорим, детка? — мягко спросил Дугал, нежно погладив дочь по щеке.

Она не могла вынести его искреннего сочувствия и отвернулась:

— Не сейчас, папа. Я очень устала и хочу только спать.

Дугал обиженно отдернул руку и встал. Тупая боль в переломанных ногах Сабрины не шла ни в какое сравнение с агонией ее сердца.