Морган вышел на смотровую площадку у башни, сжал шершавые каменные перила и уставился вдаль на горы, жадно втягивая в себя морозный воздух. Он никак не мог избавиться от навязчивого подозрения, что Сабрина пришла в сознание, и готов был поклясться, что она наблюдала за ним, когда он ненадолго прикорнул у кровати прошлой ночью. Но едва Морган почувствовал ее взгляд и повернулся к больной, загнутые ресницы по-прежнему лежали у нее на щеках и она выглядела так, словно и не думала просыпаться.

Однако губы были сложены в обиженную гримаску, чего раньше он не заметил. Моргану стоило большого труда сдержаться и не согнать гримасу с милого лица нежным поцелуем. С другой стороны, вполне могло просто показаться. Чего не почудится, если не спать несколько ночей?

Разгулялся сильный ветер, резал глаза и обжигал щеки морозом, взбадривал и заставлял верить в лучшее. Нет ничего на свете полезнее для здоровья, чем свежее дыхание неба, гонимое ветром с высоких гор. Под его воздействием, кажется, даже мертвые могут восстать из гроба. «Как только Сабрина поправится, укутаю ее в плед, возьму на руки и принесу сюда, чтобы вдохнула живительный горный воздух, — подумал Морган, — а потом буду приносить каждый день. До конца своих дней готов нести это сладкое бремя». В тот день рано утром Морган собрал всю силу воли, чтобы ничем не выдать своих чувств, когда Дугал и доктор Монтджой объяснили, что Сабрина никогда больше не сможет ходить. Значит, больше никогда не доведется увидеть, как она летит вниз по лестнице, мелькая своими крохотными туфельками; никогда уже она не спляшет зажигательный шотландский танец в ответ на подстрекательства Фергюса, никогда ей не бежать по летнему лугу за мужем, пока тот не сжалится и не позволит себя поймать и они не покатятся вдвоем по сочной высокой траве.

И никогда вечером она не выйдет встречать мужа с двумя младенцами на руках, и третий карапуз не будет цепляться за ее подол.

Это был самый страшный удар, который когда-либо обрушивался на Моргана, но он и бровью не повел. Не разразился проклятиями, не стал кричать и крушить мебель. Даже не схватил несчастного врача за грудки, чего хотелось больше всего. Морган лишь поблагодарил Дугала за внимание и заботу, сослался на неотложные дела, извинился и вышел из комнаты, а потом поднялся по осыпающейся лестнице на смотровую башню.

Его не покидало чувство вины за случившееся. Ну что, спрашивается, мешало бежать еще быстрее? Почему сразу же не пришла в голову простая мысль о необходимости пожертвовать конем? Может быть, все бы обошлось, если бы нажал на курок парой секунд раньше? И вообще — зачем послушался Рэналда и пошел к озеру? Ну, утонула бы одна овца, что с того? И как мог проглядеть заговор, который сплела Ив, как смог вовремя не раскусить предательский замысел подлой хромоножки?

Трагедия произошла не сама по себе, а из-за преступной неосмотрительности и собственных грубых ошибок. Сабрина стала калекой по вине мужа, и теперь уже нельзя повернуть время вспять. Невозможно что-либо исправить, как в свое время Морган выправил сломанное крыло орлу, который зачем-то забрался в окно смотровой башни.

Жену нельзя вылечить подобно тому, как выходил выпавшего из гнезда птенца, по каплям скармливая ему молоко. Сабрине нельзя помочь, как помог заблудившейся зимой и замерзающей овце, укутав ее полой накидки и согрев теплом собственного тела.

Он был не прав с самого начала, когда решил привезти молодую жену в край снега и голых камней, вынудив расстаться с теплой зеленой долиной. Ей следовало оставаться в благоустроенном отчем доме и не ввязываться в чужие ссоры. Никто не мешал Моргану просто любить ее издалека, в конце концов.

За спиной послышались шаги. Морган развернулся, подивившись тому, что кто-то, кроме него, отважился подняться по полуразрушенным ступеням крутой лестницы. Перед ним предстал доктор Монтджой, тяжело дыша после подъема на большую высоту; на его лице запечатлелась печаль.

Неужели состояние Сабрины внезапно резко ухудшилось? Не дай Бог, при смерти! Сам того не сознавая, Морган сделал шаг вперед. Шумно выдохнув и окутавшись облаком пара, врач выставил руку, будто защищаясь.

— Хорошие новости. Сабрина проснулась и сейчас в полном сознании.

Морган не стал слушать дальше и хотел было припустить со всех ног вниз по лестнице. Мысли о собственной вине, о том, что было и могло бы быть, мгновенно вытеснила радость. Но дорогу преградил врач, проявив храбрость, которой Морган от него не ожидал.

— Прошу прощения, но вам некуда спешить, — сказал Монтджой, часто моргая глазами за стеклами очков, которые начали запотевать на холоде. — В данную минуту ваша жена не желает вас видеть. — Врач отвел взгляд в сторону: — Она просила напомнить, что за вами числится долг, а по долгам надо платить.

Морган отшатнулся, как от удара, но сразу взял себя в руки и спокойно сказал:

— Благодарю вас, доктор. За все, что вы сделали. Я этого никогда не забуду.

Врач молча поклонился и ушел, и Морган снова повернулся лицом к горным вершинам, покрытым снежными шапками. «За тобой числится долг!» — стучало в голове. — Да о чем здесь говорить! Я всем ей обязан, и жизни не хватит, чтобы расплатиться за добро и любовь, которые она принесла в мой дом».

Далеко в лесу громко треснула и надломилась под тяжестью снега ветка. Морган поморщился, словно от боли. Вот так же, наверное, жалобно треснули тонкие кости Сабрины на выступе над пропастью, подобно тому, как раньше сломался в его руке изящный стебелек хрустальной бельмонтской розы.

На третий день после того, как Сабрина пришла в сознание, она согласилась наконец дать аудиенцию своему супругу.

Морган вошел в комнату, преисполненный надежды, но внешне бесстрастный, стараясь не показывать, сколь многого он ждет от этой встречи. Первым в глаза ему бросился Пагсли, мирно дремлющий у камина. В кресле возле кровати расположилась Энид, читавшая больной вслух какую-то книгу. За последние дни толстушка осунулась, белокурые локоны свисали на щеки жалкими сосульками. При виде Моргана она вздрогнула, вскочила на ноги с виноватым выражением лица, сослалась на неотложные дела и тотчас заспешила из спальни, стараясь не встречаться взглядом с хозяином замка. Морган подозревал, что Энид, как и он сам, чувствует за собой вину за участие Рэналда в заговоре против Камеронов.

Великан задержался у порога, сжимая в руке небольшой букетик увядших желтых цветов и не решаясь сразу войти в комнату. Его несколько смутил вид Сабрины, выглядевшей настоящей принцессой, величественной недотрогой. Она сидела на кровати, обложенная подушками, шелковая лента скрепляла волосы, руки сложены на коленях, щеки пылают румянцем. Морган нерешительно сделал шаг вперед, чувствуя себя явно не в своей тарелке, как будто приближался к трону, и внезапно ощутил прилив гнева, неуместного и несправедливого.

У края кровати предводитель Макдоннеллов вновь замешкался, не зная, куда смотреть и где садиться. Сабрина не поднимала глаз, будто не замечая мужа, а он мог видеть только складки одеяла, покрывавшего ее искалеченные ноги. Высокомерно вздернутая голова как бы подсказывала, что на кровати ему нет места, туда его больше не приглашают, и Морган снова почувствовал прилив ничем не объяснимого гнева.