Кроме пропагандистской работы, мы пытались, как то объединять разные очаги сопротивления. Помню, как ездил в Моссовет, где выступал перед депутатами вместе с нашим коллегой, который накануне пытался с мегафоном прорваться через оцепление.

Он показывал свою исполосованную «демократорами» спину. Журналисты, которые были и в Моссовете, все это послушно снимали на видеокамеры, но, конечно же, ничего этого, по телевизору не показывали.

По телевизору показывали все с точностью до наоборот, как «вооруженные до зубов» враги демократии избили мирных омоновцев.

По-моему это было 1-го октября на Садовом кольце, и мы вечером с Андреем Головиным приехали на место этой стычки демонстрантов с ОМОНом.

Там, действительно, люди впервые за время событий дали наглым избивающим граждан бандитам в форме массовый отпор. Получилось так, что где-то рядом была стройка и возмущенные демонстранты, когда на их глазах убили старика ветерана, вооружились арматурой и заставили стражей порядка позорно ретироваться.

Всюду виднелись следы побоища: битое стекло, палки и т. д.

Обо всем происшедшем нам рассказывал знакомый Андрея еще по народному фронту из Зеленограда. Как рассказал мне Головин, в Зеленограде всегда было много «демократов», и он был, когда-то одним из самых ярых, а теперь не мог выражаться по поводу Ельцина без идиоматических выражений. Инженер, электронщик, сотрудник НИИ, перебивавшийся теперь с хлеба на квас, сполна вкусивший реформ на собственной шкуре. Потом его не нашли ни живого, ни мертвого. Ничего удивительного, ведь после событий, чтобы скрыть масштабы своих преступлений, «победители» очень много трупов тайно вывезли и сожгли.

В воздухе витало предчувствие чего-то грозного и неумолимого.

Президент внёс поправку в Указ 1435, в которой говорилось о том, что определенные в нем льготы не распространяется на тех, кто до 4 октября не напишет заявление о сдаче полномочий.

Значит 4-го что-то готовилось. Это должно было стать логическим продолжением действий Ельцина.

Дело в том, что моральный авторитет Белого Дома все больше возрастал, избиения граждан в защиту демократии вызывало все большее их недовольство.

Чем дольше шло противостояние, тем больше проигрывала президентская сторона, которой очень хотелось все решить силовым методом, им был нужен только повод.

3-его октября, как уже было заведено на Красной Пресне, в десять часов утра началась летучка, люди рассказывали о последних событиях и о намечавшихся мероприятиях. С одной стороны, обстановка была обнадеживающей. Шли переговоры под патронажем церкви, некоторые регионы России высказывались против произвола Ельцинской команды.

В то же время носились зловещие слухи о новых дивизиях ОМОНа, подходящих к Москве. Все это говорило о готовящемся штурме.

Так или иначе, на этот день было намечено два мероприятия. В 13–00 митинг около Моссовета, в 14–00 на Октябрьской площади.

В 13–00 на стареньком жигуленке Андрея Головина мы подъехали к Моссовету. Милиции было больше, чем народа. Все говорили о том, что основная масса людей пошла на Октябрьскую площадь. Подались туда и мы.

Площадь оцеплена, милиция настроена очень агрессивно, на площадь не пускают. Но, оказывается, колонна сформировалась не на площади, а на соседней улице и огромным человеческим валом надвигается на нее. Людей много, тысяч 40 или 50, не меньше. Кордоны ОМОНовцев расступаются, но демонстранты не остаются на площади, а сворачивают в сторону парка Горького, раздаются крики о том, что митинг будет около парка. Присоединяемся к демонстрации, колонна уже дошла до ворот парка, а конца ее, сворачивающего с Октябрьской площади, еще не видно. Сила несусветная, однако, около парка никто не останавливается, колонна идет дальше к Крымскому мосту. Милиция мечется в панике, по громкоговорящей связи раздаются панические приказы.

На мосту стоит очень хилое заграждение из солдатиков дивизии Дзержинского. Человек сто, не больше, с дубинками и щитами. Для такой громады народа — это не помеха.

Было ли это провокацией? Не знаю, может быть, просто никто не ожидал, что демонстранты повернут в эту сторону и цепь из солдат-срочников была выставлена самым бестолковым образом. Судите сами. Заграждение было поставлено на мосту так, что по боковым лестницам запросто можно было войти в тыл этим ребятам.

Вместе с вездесущими пацанами (тогда я воочию понял, что Гаврош это не досужая выдумка) мы это и сделали. Колонна столкнулась с оцеплением, замелькали дубинки, задние ряды начали напирать, и вот цепь прорвана.

Капитан, командующий солдатами, размахивая пистолетом и матюгаясь, кричит дурным голосом, что всех перестреляет, кто тронет его пацанов. На него недуром прет окровавленный гражданин, я его останавливаю, машу депутатским удостоверением и кричу благим матом о том, что пацаны не виноваты. Людям, получившим дубинками по голове, это трудно объяснить, но, в конце концов, инцидент улажен.

Бежим с Игорем вперед, догоняя колонну. По ней разносится жуткий вопль: «Газы! Слезоточивые газы». Действительно, запахло какой-то гадостью, люди начинают кашлять, толпа дрогнула, но сильный ветер на мосту делает свое дело, особого вреда они не наносят. Игорь Муравьев ногой давит шашку, из которой идет дымок.

В это время по голове колонны бьют из водометов, но и они захлебываются, демонстрация сметает и эту преграду, слышны крики: «На Белый Дом!»

По дороге попадается автобус с ОМОНовцами, стекла побиты, ставшие ненавистными за эти дни «стражи порядка» (избиения вокруг Белого Дома мирных граждан, начиная с 27 сентября, были страшными и не могли способствовать хорошему отношению людей к ОМОНу), забились внутри автобуса, закрыв тела щитами. Горячие головы, не остывшие от милицейских дубинок, пытаются перевернуть автобус, при помощи брошенного грузовика-водомета и собираются им таранить автобус. Игорь вскакивает на подножку автомобиля, я отчаянно машу руками. Озлобленно ругаемся с «горячими головами», но нам снова удается остановить расправу.

Людской поток неумолимо продвигается к Белому Дому. И тут раздаются выстрелы, перепуганное оцепление вокруг здания Парламента стреляет по людям. Толпа рассыпается в стороны. Товарищи прячутся за столбы. Я не успеваю этого сделать. Мне кажется, что это холостые, но потом, видя раненых и убитых, я понял, что это было не так. Но после выстрелов рассеивается и ОМОНовское оцепление, путь к Белому Дому открыт.

Вместе с ликующей толпой врываемся в здание. Обнимаемся с нашими «сидельцами» Вера Бойко, Агафонов, Виктор Балала! Настроение приподнятое, начинается стихийный митинг. Зашли к Хасбулатову с Руцким, поздоровались. Вид у обоих озабоченный. «Ни в коем случае никаких штурмов Кремля, — кричит Руцкой человеку в защитной форме, — это провокация».

Ищут кандидатуру на пост и.о. мэра Москвы, предлагаем Сашу Краснова.

Цепь прорвана, но в мэрии[64]и гостинице «Мир» совсем рядом огромное количество солдат и ОМОНа. Все люди буквально под прицелом. Впоследствии один депутат-демократ Виктор Миронов хвастался тем, что, якобы, держал Руцкого на мушке своего пистолета, сидя в мэрии, и очень жалел, что не нажал курок. Поэтому команда Руцкого о штурме мэрии, за которую его ругают, была вполне логичной. Тем более, что была велика надежда (и она оправдалась) на то, что штурм мэрии произойдет также мирно, как и прорыв блокады. Ведь блокаду прорвала мирная демонстрация! Я снова на улице. Там движение, толпа приближается к гостинице «Мир».