Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Полиции не понравится, — ворчит сидящий сбоку от босса вакагасира-хоса. Если я правильно помню, это Ичибангасэ-сан, на нем мелкий рэкет и сбор дани с лавочников рядом с рыбным рынком. Мужик упертый, на меня раньше только снисходительно поглядывал. Помешан на традициях и силовом решении любых проблем.
— Полиция не станет вмешиваться.
— Еще как станет! Они опять объявят, что не допустят публичных похорон бандита, устроят провокацию и законопатят большую часть парней в кутузку. Как обычно…
Повернувшись к боссу, чуть наклоняю голову. Я сижу самым последним, но оябуну все видно.
— Слушаю тебя, Тэкеши-кохай.
— Если мне будет разрешено и уважаемые сыновья и братья пообещают не цепляться к гостям из других кланов, я договорюсь, чтобы власти не трогали нас в этот скорбный день.
— Хочешь сказать, тебя послушают? — презрительно кривит губы Ичибангасэ.
— Я даже сделаю так, чтобы нашу безопасность обеспечивала полиция Токио. Не нужно будет брать оружие на похороны. Стоит достойно проводить Окада-сэнсей.
— Мальчишка, — пытается продолжить свою мысль вакагасира-хоса, но я смотрю ему в глаза и он замолкает. Заметил за собой такую особенность в последнее время. Я могу транслировать настроение другим людям. При контакте глаза в глаза. Для этого надо сосредоточиться и чуть-чуть постараться, но основные эмоции получается “пропихнуть”. Сейчас Ичибангасэ ощущает холод и равнодушие. Вместе с четко поданным посылом: только вякни еще что-нибудь, я тебя прямо здесь освежую.
Прерывая затянувшуюся жуткую паузу Акира Гото легонько шлепает по столу:
— Хорошо. Тэкеши-кохай сказал, мы услышали. Посмотрим, как он выполнит данное клану обещание… У кого-нибудь еще есть вопросы? Нет? Тогда увижу вас во вторник утром.
Народ кланяется, медленно выходит из зала. Я, как младший, пропускаю всех перед собой. И не успеваю вместе с Кеико сделать последний шаг, как меня догоняют слова босса:
— Тэкеши-кохай, задержись на минуту. Сядь.
Теперь уже рядом с оябуном, по левую руку от него. Моя “тень-самурай” за правым плечом.
— Надеюсь, ты хорошо подумал. Семья доверила тебе очень важное дело. В Токио за четыре года не было ни одних похорон для членов клана. Власти запрещали или разгоняли всех, кто приходил. Считается, что это пугает жителей города.
— Норайо Окада был моим наставником. Относился, как с собственному сыну. Я сделаю так, чтобы Семья могла проститься с ним подобающим образом.
— Какая помощь тебе нужна?
— Десять молодых кобунов и десять сятэй. Используем их для организации потока людей на кладбище. Внешний периметр оставим полиции. Пусть заодно и журналистов не пускают.
— Пусть будет так. Ты получишь людей, я пришлю список завтра утром.
— Домо аригато гозаймасу, господин. Я оправдаю оказанное доверие.
***
Когда выруливали из подземного гаража, спросил у телохранителя:
— Масаюки-сан, ты говорил про Седую Хэруми. Кто это и чем знаменита?
— Хэруми-сан дочь хангурэ. Ее отец верховодил в Кашиве. В банде было человек сорок, серьезная сила для тех мест. Но потом конкуренты собрались вместе и уничтожили их. Седую Хэруми насиловали, кто хотел, затем разбитой бутылкой изрезали лицо. Долго ее не было, многие считали, что погибла вместе с отцом. Но — где-то подлечилась, вернулась назад. И убила всех, кто над ней надругался. И главарей банд, которые участвовали в том рейде. За время мести была несколько раз ранена, но снова отлеживалась и возвращалась… Потом работала вместе с контрабандистами, одно время мелькала среди бандитов на побережье, в Куджикуре. Сейчас работает вышибалой в забегаловке в доках Шиохама.
— Почему ты думаешь, что она станет мне служить?
— С ней надо поговорить. Я знаю одно, господин. Эта женщина всегда держит данное слово. Всегда. Многие считают, что в тело девочки тогда вселился бакэ-нэко. Поэтому она никак не умрет.
Дух злой кошки, у которой тысячи жизней. Кошка вообще у японцев ассоциируется с силами тьмы и смертью. Похоже, я смогу пополнить коллекцию интересных людей в своем окружении.
— Адрес знаешь?
Разглядывая Седую Хэруми, я понимал, почему с ней никто не старается связываться. Невысокая, метр пятьдесят или чуть меньше. Жилистая, словно сплетенная из витых канатов. Взгляд абсолютно равнодушный. А лицо — сплошное месиво шрамов. Ноздри порваны, губы выворочены наружу. На голове копна белых волос. Стоит, флегматично подпирая столб на крыльце, разглядывая незваных гостей.
Я напротив, опираясь на катану в ножнах. Девочка справа от меня, автоматически заняв назначенное ей место. Масаюки слева, в расслабленной позе. Но пиджак расстегнут. Если что-то пойдет не так, Седую ждет свинцовый шквал.
— Конбанва, Хэруми-сан. Гомен-насаи, что побеспокоили вас в столь поздний час.
— Я на работе. Пиво здесь продают всем, даже детям. Но вздумаешь махать палкой, я вышвырну и тебя, и твоего громилу.
Продолжая разглядывать женщину, продолжаю размышлять вслух:
— У ронина незавидная судьба. Он может, как сорок самураев, отомстить за погибшего господина. Но так и останется отверженным… Самое главное, из-за чего страдает ронин — это из-за отсутствия смысла жизни… Я не буду предлагать вам деньги, Хэруми-сан. Это было бы оскорблением… Я могу предложить вам тот самый смысл. То, ради чего стоит жить.
— Мне? Ты?! — похоже, я ее рассмешил. Хохот обезображенной бедолаги страшен, он подобен воплям гиен ночью. Дождавшись, когда Седая Хэруми чуть успокоится, интересуюсь:
— Если хотите, можете меня проверить. Каким образом это будете делать?
— Раз такой крутой, то зайди в бар. Только не здесь, а сбоку. Вон там, слева.
Слева с торца бетонная стена с приделанным наверху щитом, где с помощью изогнутых люминисцентных ламп какой-то криворукий мастер попытался изобразить название заведения. Я разобрать синюшные каракули так и не смог.
— Зайти? Ремонт за чей счет?
— Хозяин оплатит. Он всегда предлагает слишком нахальным визитерам проделать этот трюк… Только сразу предупреждаю, месяц назад один сильно обидчивый идиот пытался проехать