чтобы с меньшим риском пройти по запруженным пьяными солдатами улицам, моя жена отправилась на Галерную к английскому пастору. Он принял участие в семье и предложил им переехать под именем Жимсон в английское общежитие.

Возник вопрос о перевозке больной графини. Доктор, боясь себя скомпрометировать, категорически отказал в каком бы то ни было содействии. В конце концов удалось у него вымолить разрешение воспользоваться маленькими санями в одну лошадь. По прибытии в английское общежитие семья думала найти успокоение; но спокойствия в Петрограде в то время нигде не было. Во многих местах происходили пожары; на другой стороне улицы догорал Литовский замок, пожар которого длился несколько дней; по ночам беспрестанно слышался шум от поднимавшегося и опускавшегося лифта, громкие крики врывавшихся в помещение солдат, наводивших своим появлением ужас на беззащитное население, которое они под видом обыска просто грабили. Оставшаяся тоже без крова прислуга графа Фредерикса, часто прибегая к ним за советом, куда деться, невольно своими посещениями выдала, кто они. Хозяйка дома, искренно сочувствовавшая антинемецкому движению, в резкой форме потребовала удаления семьи графа Фредерикса. Жена моя в отчаянии побежала просить помощи у супруги английского посла. Когда секретарь посольства доложил леди Джиорджине Бьюкенен, что ее желает видеть дочь министра двора и супруга дворцового коменданта, она наотрез отказалась ее принять. Впоследствии она объясняла свой отказ тем, что не считала себя вправе по долгу (какому — осталось невыясненным) перед Временным правительством принимать у себя лиц старого режима.

Помощи больше ни от кого уже ожидать нельзя было. Пришлось воспользоваться автомобилем с английским флагом, в котором пастор приехал за семьей, и под ругань провожавшей их хозяйки дома с соизволения А. Ф. Керенского выехать в мою маленькую казенную квартиру у Певческого моста. В эти тяжелые дни скитания семьи графа из одного конца Петрограда в другой единственным светлым лучом была проявленная императрицей Александрой Федоровной присущая ей доброта: будучи сама в ужасном состоянии из-за неизвестности касательно судьбы государя, ухаживая за больными детьми, она тем не менее вспомнила о семье графа Фредерикса и поручила мистеру Гибсу, учителю наследника цесаревича, разыскать их, выразить ее сердечное сочувствие и получить сведения о состоянии здоровья больной графини.

12

Послы наших союзников

В № 4 от 1 марта газеты «Известия», зародившейся в первые дни революции, помещено было сообщение о том, что послы Англии и Франции уже вступили в сношения с революционным комитетом Государственной думы.

Официально вступление в деловые сношения с Временным правительством, образовавшимся, по словам князя Львова, Алексеева и Родзянко, только днем 2 марта, началось «по собственной инициативе послов» с первого же дня возникновения Временного правительства. Что касается формального признания иностранными державами нового государственного строя России, то оно последовало уже после отречения государя.

Другими словами, аккредитованные при всероссийском престоле послы наших союзников открыто выразили еще в дни царствования государя императора одобрение обращенному в революцию петроградскому уличному бунту. Добрые отношения послов союзных держав с главарями нашей революции не представляли для меня неожиданности: в начале февраля в периодическом журнале, представлявшем из себя сводку сведений, касавшихся войны, и издаваемом начальником типографии главного штаба, появилось объявление комитета по сбору пожертвований на находившийся на театре военных действий лазарет Государственной думы. Председателем этого комитета был М. В. Родзянко, а почетной председательницей состояла супруга английского посла леди Джиорджина Бьюкенен.

По доходившим до меня слухам, члены Государственной думы, будучи приглашаемы в дом английского посольства для участия в работах думского благотворительного комитета, собирались для обсуждения подготовки русской революции при благосклонном содействии сэра Джорджа Бьюкенена. Все мои обращения по этому делу к ответственным представителям министерства внутренних дел, начиная с самого министра, кончались уверениями, что слухи эти никакой почвы под собою не имеют. Присутствовала ли хоть на одном таком заседании леди Джиорджина Бьюкенен, мне тогда было неизвестно; но впоследствии невольно бросилось в глаза сходство имен членов исполнительного комитета Государственной думы с именами деятелей комитета по сбору пожертвований.

Прочитав в начале февраля номер газеты с объявлением от возглавляемого леди Бьюкенен комитета Государственной думы, я при первом же докладе представил эту газету государю и осведомился, имеются ли у Его Величества сведения о том, что супруга русского посла при английском короле состоит почетной председательницей какого-нибудь парламентского комитета в Англии. Взяв эту газетку, государь понес ее к находившемуся в глубине комнаты шкафу со словами: «Я это положу в коллекцию собираемых мною курьезов». Я же попросил положить ее в правый ящик письменного стола, куда государем складывались срочные бумаги, — с целью спросить у министров иностранных и внутренних дел объяснения роли супруги английского посла.

Вообще трудно было разбираться во всем слышанном в первые дни революции. Рассказывали, что, когда несколько солдат ворвались в квартиру генерала графа Стакельберга и живший поблизости хорошо ему знакомый дипломат обратился по телефону за содействием к сэру Джорджу Бьюкенену, последний дал следующий ответ: «Я ни во что не вмешиваюсь. Революция должна иметь свои жертвы». На ту же просьбу о спасении Стакельберга Палеолог якобы сказал: «Ввиду данного Милюкову обещания мой английский коллега лишил нас права давать убежище». Пока шли эти телефонные переговоры, солдаты, вытащив графа Стакельберга, зверски убили его около дома.

Почему-то при каждом совершавшемся событии светская молва приписывала Бьюкенену какую-нибудь недоброжелательную по отношению к царской России фразу: в начале войны он будто бы уверял, что Англия исполнит свой долг верной союзницы до конца и будет вести войну до последнего русского солдата; при начале революции рассказывали, будто он в своей речи поздравлял русский народ, «отделавшийся от врага в собственном своем лагере».

Если верить распространявшимся в то время слухам, глава великобританского правительства Ллойд Джордж пошел еще дальше, — узнав о революции в России и отречении государя императора, он сказал: «Одна из целей войны теперь достигнута для Англии».

Хотелось бы знать, долго ли продлится для сынов коварного Альбиона восхищение последствиями русской революции, или оно будет столь же кратковременно, как было восхищение Бьюкенена министром иностранных дел П. Н. Милюковым: говорят, что уже через неделю совместной работы с нашим достопочтенным «профессором исторической клеветы» Милюковым Бьюкенен так оценил его дипломатические способности: «In politics he is as clever as a five years’old baby» («В политике он — пятилетний младенец»).

13

Деятельность Гучкова, Поливанова, Корнилова