Работа Временного правительства в первые дни его возникновения проявлялась в ломке существовавшего строя. Спешная перекройка воинских уставов и положений была поручена А. И. Гучкову, общественным мнением возведенному в светила военного дела, невзирая на то что, в бытность свою вольноопределяющимся в одном из московских гренадерских полков, он не скрывал своего презрительного отношения ко всему военному, считая в то время пребывание в строю позорной страницей своей жизни. Так как «один в поле не воин», он должен был подобрать себе подходящих сотрудников. Первую скрипку в разрушительном оркестре военного министерства играл вновь всплывший генерал Поливанов; ему было поручено образовать комиссию для проведения в спешном порядке реформ, которые должны были отвечать насущным нуждам армии, и главным образом положению офицеров и нижних чинов.

Гучков и Поливанов закрепили уничтоживший в войсках дисциплину приказ № 1, введя его положения в составленные ими воинские уставы. Служебный ценз и соблюдение воинской иерархии при назначении на командные должности они заменили выборным началом, чем подорвали основы боеспособности армии, окончательно разложившейся благодаря введению солдатских комитетов, которые представляли один из видов процветавших большевистских совдепов. Стараниями А. И. Гучкова создавалось привольное житье для тех нижних чинов, настоящее место которым было в разряде штрафованных. Гучков принимал самое деятельное участие в легализации вводимой в войсках распущенности. Приказы за подписью военного министра составлялись келейно, почему-то даже без участия могилевских мудрецов, столь наглядно доказавших свою опытность и знания в ближайшие к перевороту дни.

Один из приказов Гучкова гласил:

«1. Отменить наименование «нижний чин», в подлежащих случаях заменять его словом «солдат».

2. Отменить титулование, заменив таковое формой обращения: «господин генерал, господин полковник, господин шт. — ротмистр, господин хорунжий, господин врач, господин чиновник»; или по должности, например: «господин казначей, господин отделенный»; или по званию: «господин унтер-офицер»,

3. Отменить все ограничения, установленные для воинских чинов статьями 99, 100, 101, 102, 104-й устава внутренней службы, — воспрещение курения (на улицах и в общественных местах), посещения клубов и собраний, езды внутри трамваев, участия в качестве членов в различных союзах и обществах, образуемых с политическими целями, и пр.

<…>

(Приказ этот прочесть во всех ротах, эскадронах, сотнях, батареях и во всех воинских строевых и нестроевых командах)».

Считавшийся столь нужным для контроля и руководства военными заготовками военно-промышленный комитет прекратил свое существование, потеряв председателя в лице Гучкова, теперь возглавлявшего военное министерство, а члены одной из наиболее активных секций — рабочей — превратились в членов Совета солдатских и рабочих депутатов. По-видимому, критиковать деятельность военного министерства и разрушать порядок было гораздо легче, чем его создавать: с какой легкостью тот же Гучков распропагандировал запасные батальоны Павловского полка, подкрепляя проводимые им лозунги красными и синими бумажками Государственного банка, обильно притекавшими из неизвестных источников.

А. И. Гучкову не пришлось особенно бороться с руководителями центральных органов военного министерства: на первом же заседании военного совета вынесено было следующее постановление:

«Военный совет не может не высказать своего восхищения перед достигнутым Временным правительством быстрым восстановлением порядка и свидетельствует полную свою солидарность с теми мерами, которые Временное правительство принимает в отношении реформирования наших вооруженных сил соответственно новому укладу жизни государства и армии».

По-видимому, это старательно продуманное постановление было вынесено составом государственных деятелей, мало отличавшихся своими талантами от осмеянного генералом Драгомировым генерала О.: рассказывали, что, когда военный министр обратился к генералу Драгомирову, в бытность его командующим войсками Киевского округа, с просьбой о согласии на назначение генерала О. членом военного совета, знаменитый Драгомиров ответил: «Долгом почитаю уведомить ваше высокопревосходительство, что к назначению генерала О. членом военного совета с моей стороны препятствий не встречается. По мнению моему, генерал О. заседать в совете может, но советов давать не может».

Неистощимая в первые дни революции энергия А. И. Гучкова распространялась не на одни военные дела: вечером 7 марта он в сопровождении двух своих адъютантов приехал в Александровский дворец, требуя, чтобы императрица его приняла. Несмотря на указание прислуги на поздний час и болезнь детей, он с большим шумом ворвался в комнату, смежную с гостиной, где находилась государыня, а один из адъютантов объяснял прислуге, что теперь они — хозяева дворца. По словам императрицы, Гучков был совершенно невозможен и, между прочим, даже сказал ей, что приехал посмотреть, как она переносит все эти испытания и сильно ли напугана.

Тяжело думать, что русский интеллигентный человек мог в такие трагические минуты позволить себе подобную выходку; но еще тяжелее вспомнить о поступке генерала Корнилова: узнав о прибытии его во дворец, императрица вышла к нему в полной уверенности, что он приехал с целью оказания ей помощи… Можно себе представить ее чувства, когда она услыхала от генерала императорской армии, что он явился по поручению главарей революции с тем, чтобы объявить государыне императрице об ее аресте.

Генерал Корнилов начал свою деятельность в должности главнокомандующего Петроградским военным округом с выявления полнейшей солидарности с проводниками идей III Интернационала: он собственноручно приколол Георгиевский крест к груди унтер-офицера Волынского полка Кирпичникова в награду за убийство им 27 февраля прямого своего начальника — заведующего учебной командой того же полка капитана Пашкевича; а накануне своего прибытия в Петроград генерал Корнилов, будучи в Могилеве в штабе Верховного главнокомандующего, не постеснялся сказать, что «русскому солдату нужно все простить, поняв его восторг по случаю падения царизма и самодержавия». Эти слова генерала Корнилова наводят на размышление, какую опору престолу могли оказывать генералы, пропитанные подобными антимонархическими чувствами и убеждениями?

14

Прощальный приказ государя войскам Отъезд Его Величества из Могилева * Арест государя генералом Алексеевым * Прибытие в Царское Село

6 марта государь прощался с чинами Ставки. Это был единственный случай, когда он после отречения находился в среде своих бывших верноподданных.

Картина, по словам очевидцев, была потрясающая… Слышались рыдания. Несколько офицеров упали в обморок… Государь не мог договорить своей речи из-за поднявшихся истерик… Было раздирающее душу проявление преданности царю со стороны присутствовавших солдат.

8 марта, перед своим отъездом из Могилева, государь обратился к войскам с написанным им прощальным словом, которое передал генерал-адъютанту Алексееву:

«В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска. После отречения мною за себя и за сына моего от престола российского власть передана Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия.

Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу Родину