Старый список китообразных Красной книги давно удивлял меня своей иррациональностью. Кроме видов, действительно нуждающихся в охране, он содержал некоторые массовые виды, например беломордых дельфинов, которых в Северной Атлантике насчитывается свыше 100 000 особей. Также там значилось несколько видов, которые в фауне России числятся только номинально. Попытки выяснить, кто их наблюдал, неизменно приводят к советскому ученому с говорящей фамилией Слепцов – он регистрировал встречи с серыми дельфинами в водах Командорских островов, с бесперыми морскими свиньями возле Шикотана и с другими экзотическими видами, которых ни до, ни после него в этих районах никто не видел. Присутствие таких странных объектов охраны в Красной книге казалось мне профанацией самой идеи этого документа – ведь если половина включенных туда видов в охране не нуждается, кто будет серьезно относиться к другой половине? В свой список я включила только те виды, которые, по последним доступным данным, действительно были редкими или теряли в численности и нуждались в охране, – в том числе плотоядную косатку. Я отправила список в комиссию, но никакого ответа не получила, и оставалось только надеяться, что его примут к сведению.

Осенью 2012 года я предложила обсудить проблему отлова косаток на очередном заседании Совета по морским млекопитающим. Эта организация объединяет ученых со всей страны, а возглавлял ее тогда Алексей Владимирович Яблоков, широко известный благодаря своей научной и общественно-политической деятельности. В начале декабря на заседании Совета я рассказала коллегам о популяциях рыбоядных и плотоядных косаток, а также о том, что ОДУ на них нужно оценивать по отдельности. За докладом последовала небольшая дискуссия, которая была довольно продуктивной ровно до того момента, пока в нее не вступил наш старый знакомый Александр Иванович Болтнев.

– Меня, к сожалению или, не знаю, к счастью, не убеждают такие рассуждения по поводу рыбоядных и плотоядных, – заявил он. – Почему? Я изучал более детальные различия у северных морских котиков, и там тоже не все так просто, я не зря в своей книге пишу об индивидуальных стратегиях, связанных с генотипом индивида у северных морских котиков. И эти стратегии, они меняются в зависимости от наличия кормовой базы. И к генетическим исследованиям я отношусь сейчас с осторожностью, тем более что у меня на глазах настолько быстро и часто менялись эти методики генетических исследований, что там можно действительно между отдельными особями одного вида получить достоверные различия, как будто это два разных вида.

Выступление Болтнева, который выглядел и говорил намного более авторитетно, чем я, быстро заставило Совет склониться в его сторону. В итоге детальное обсуждение предложили перенести на следующее заседание. Оно было назначено на конец января 2013 года, и я уже не ждала от него ничего хорошего, а напрасно. За неполных два месяца в общем настрое что-то неуловимо изменилось – то ли члены Совета почитали статьи о косатках, то ли сказалась шумиха, поднятая за рубежом, но в этот раз на нашей стороне было гораздо больше народу. И самое главное – на нашу сторону перешел сам Яблоков.

Мой доклад мало отличался от предыдущего: я говорила о том, что для расчета ОДУ косатки не используется ни один из необходимых параметров – не учитывается разделение на популяции (рыбоядных – плотоядных), нет достоверных данных о численности в Охотском море и об уровне воспроизводства. Дебатов было много, но по существу оппоненты ничего возразить не смогли. Когда Болтнев завел свою обычную песню о том, что рыбоядных и плотоядных косаток не существует, Яблоков решительно прервал его, заявив, что вокруг Ванкувера этих косаток изучают уже много лет и никаких сомнений тут быть не может. Впрочем, он тут же с сожалением отметил, что у нас нет никаких собственных публикаций, доказывающих существование экотипов в российских водах. Это была правда – нам действительно ни разу не пришло в голову публиковать настолько очевидные вещи, уже многократно продемонстрированные зарубежными коллегами. Мы копали вглубь – диалекты, социальная структура, особенности использования акватории, а вот про различия российских резидентов и транзитников серьезных публикаций не планировали, потому что мне казалось, что это не ново и не имеет никакой научной ценности. После этого заседания, когда мне объяснили, что такая статья нужна для споров с чиновниками, я собрала имеющиеся доказательства (по генетике, внешним различиям, стабильным изотопам и поведенческим наблюдениям), написала статью и отправила ее в «Зоологический журнал». Но публикация в рецензируемых журналах – дело долгое, и статья «Репродуктивно изолированные экотипы косаток в морях Дальнего Востока России» вышла только год спустя.

На том заседании была поднята еще одна важная тема – о том, можно ли продавать за рубеж животных, отловленных по документам для «культурно-просветительских целей» (именно для таких целей официально ловят косаток и белух). К сожалению, в законах все было прописано так зыбко, что напрямую зацепиться за это несоответствие не получалось, а Болтнев на эти аргументы лишь саркастически возразил: «Давайте не будем подрывать основы нашего капиталистического строя».

По итогам заседания Совет согласился с тем, что отлов косаток – проблема, которую нужно как-то решать. Для этого постановили создать рабочую группу по косатке и назначить меня ее координатором. Основной движущей силой группы, помимо меня, стали Дмитрий Глазов и Ольга Шпак – сотрудники лаборатории морских млекопитающих Института проблем экологии и эволюции (ИПЭЭ) им. Северцова РАН. И Дмитрий, и Ольга раньше работали в команде Мухаметова, в том числе собирали научные данные на отловах белух в Амурском лимане, поэтому многое знали о тонкостях процесса и местной специфике. После заседания мы бодро накатали несколько писем в разные инстанции от имени Совета и за подписью Яблокова. Мы надеялись, что авторитет Совета и Алексея Владимировича придаст какой-то вес этим документам. Но надежды оказались напрасными – на все наши письма приходили лишь отписки.

Между тем утверждение новой версии Красной книги, запланированное еще на 2011 год, затянулось. Лишь через несколько месяцев после того, как я отправила свои предложения по китообразным, до меня через третьи руки дошла черновая версия нового списка млекопитающих. К сожалению, бо́льшая часть моих предложений была отвергнута, но – о чудо! – плотоядная косатка там все еще присутствовала. После этого все надолго заглохло, и лишь год спустя я случайно выяснила, что секция по млекопитающим не хочет ее включать, потому что эксперты считают, что по российским косаткам нет данных, указывающих на наличие двух отдельных популяций – рыбоядной и плотоядной. К тому времени наша статья в «Зоожурнале» уже была в печати, и я отправила ее председателю секции, директору ИПЭЭ Вячеславу Владимировичу Рожнову. Через некоторое время он позвонил мне, чтобы обсудить этот вопрос. Выяснилось, что наличие двух отдельных популяций ни у кого сомнений уже не вызывает, тем более что генетический анализ моя студентка Катя Борисова проводила в лаборатории того же самого ИПЭЭ под руководством главного китового генетика Ильи Григорьевича Мещерского. Проблема была в другом – в отсутствии четких внешних различий, по которым можно со стопроцентной уверенностью отличить плотоядных косаток от рыбоядных при встрече в море.