В апреле 2016 года на Дальнем Востоке произошел случай, который, как тогда казалось, не имел прямого отношения к проблеме отловов, но запустил длинную цепочку событий, приведших в итоге к их запрету. Девятнадцатого апреля четыре дикие косатки оказались заперты льдом на отмели вблизи поселка Стародубское у восточного побережья Сахалина. Животные шли вдоль берега и попали в ледяное поле, которое нагнало ветром. Льдины прижимало все ближе к берегу, пошел отлив, и косатки оказались в ловушке на мелководье среди глыб льда и камней. Заметившие их рыбаки позвонили в МЧС, и вскоре к месту происшествия прибыла группа спасателей. Большие суда не могли подойти близко к берегу, поэтому рыбаки выделили маломерное судно, которое частично смогло расчистить льдины, но этого оказалось недостаточно. Тогда большие льдины стали вытягивать к берегу, привязав тросом к автомобилю. Спасатели, стоя по пояс в ледяной воде, выталкивали косаток в сторону моря. Несколько часов спустя три косатки смогли вырваться из западни и уйти на чистую воду. Однако четвертая, молодой самец, оставалась во льдах.

Вечерело, а ветер подгонял к берегу все новые и новые льдины, и ледовое поле протянулось уже до горизонта. Стало ясно, что освободить Вилли, как назвали косатку спасатели, так просто не удастся. В это время к месту происшествия стало прибывать подкрепление – на помощь попавшей в беду косатке ехали сотрудники местной инспекции по маломерным судам, пожарники, члены дайвинг-клуба. Координацию процесса взял на себя известный на Сахалине Питер ван дер Вольф, специалист по морским животным нефтедобывающей компании «Сахалин энерджи»; он связался с московскими экспертами, чтобы узнать, как лучше помочь Вилли и какие лекарства ему нужны. Сахалинский эколого-туристический клуб «Бумеранг» организовал на берегу полевой лагерь, где работавшие в ледяной воде спасатели могли отогреться и поесть. Другие волонтеры сменяли друг друга на льдине возле Вилли, отталкивая багром от косатки окружающие ее льдины. Ветеринар из Стародубского делала Вилли уколы и смазывала раны, нанесенные острыми краями льдин.

Спасатели и волонтеры боролись за косатку всю ночь. Ближе к утру начался прилив, дайверы в гидрокостюмах стали выталкивать Вилли на глубину и проводить между льдинами к открытой воде. Участники события рассказывали потом, что кит все понимал: поворачивался на бок, чтобы удобнее было его протащить через мелководье, двигался осторожно, чтобы не навредить своим спасателям. На рассвете, когда Вилли почувствовал наконец свободу и поплыл в море, его провожали крики радости.

Это было очень эмоциональное событие для всех участников, многих оно сплотило и заставило по-новому взглянуть и на косаток, и на свою роль в окружающем мире. По следам освобождения Вилли при «Бумеранге» была создана инициативная группа «Друзья океана» для помощи морским млекопитающим, попавшим в беду. Они проводили тренинги по выпутыванию китов из сетей, приглашали экспертов читать лекции (так мы с ними и познакомились), а через три года после спасения Вилли сыграли одну из главных ролей в истории с «китовой тюрьмой».

Между тем, пока одни люди спасали косаток, другие продолжали ловить их и продавать. В 2016 году государственная экологическая экспертиза не одобрила обоснование ОДУ и разрешения на отлов не выдавались, но косаток все равно поймали. В конце августа Л. М. Мухаметов сообщил в Совет по морским млекопитающим, что летом были незаконно отловлены четыре косатки, которые содержатся сейчас на базе в Средней. Совет направил срочное обращение к руководителю погранслужбы ФСБ РФ с просьбой проконтролировать попытки нелегального вывоза косаток в Китай. В действительности, как впоследствии выяснилось, две косатки были отправлены через аэропорт Владивостока еще 25 августа, и по документам они значились как отловленные в 2015 году. После обращения Совета прокуратура провела проверку и выяснила, что в июле – августе компании-отловщики везли трех косаток по Амуру, а на запрос пограничников предъявляли разрешения от 2015 года и утверждали, что животные перезимовали на базе в Сахалинском заливе. Прокуратуре удалось собрать доказательства того, что на самом деле они были пойманы в 2016 году, после чего в октябре 2016 года было возбуждено уголовное дело о незаконном вылове водных биологических ресурсов. Тем не менее в 2017 году в Китай были экспортированы еще две косатки.

Осенью 2016 года здоровье Алексея Владимировича Яблокова, председателя Совета по морским млекопитающим, резко ухудшилось, но даже из больницы он продолжал участвовать во всей этой эпопее. Именно благодаря его настойчивости и авторитету у нас начало хоть что-то получаться – возбуждение уголовного дела за незаконный отлов косаток стало первым серьезным успехом Совета в деле борьбы с отловами. К концу года Алексею Владимировичу вроде бы стало лучше, его выписали из больницы, но в январе состояние вдруг снова резко ухудшилось, и 10 января 2017 года он умер. Совет по морским млекопитающим осиротел. Все эти годы Яблоков прикрывал нас своим авторитетом и известностью, а без него мы были лишь кучкой никому не нужных ученых. Принявший на себя его функции заместитель директора Совета отказался подписывать наши обращения в госорганы по поводу отловов, и ситуация зависла в состоянии неопределенности.

На берегу лежит мертвый серый кит. Он совсем не похож на живого кита, а похож на пластиковую 3D-модель кита в натуральную величину. Еще вчера мы фотографировали его в проливе Чеченкуим, а сегодня утром эскимосы-китобои из села Новое Чаплино убили его и вытащили на берег, чтобы разделать и заготовить запасы в преддверии долгой зимы.

Его голова, как и у всех серых китов, покрыта наростами балянусов, между которыми, вцепившись в кожу мощными кривыми лапками, сидят желтые и коричневые китовые вши – мелкие ракообразные, питающиеся кожей животного. Они еще живы, в отличие от морского гиганта, на котором они провели всю свою жизнь. Я снимаю одну вошь, и она вцепляется мне в ладонь. Держаться как можно крепче – главное в жизни китовой вши, ведь, если ее оторвет от хозяина, она наверняка погибнет.

Я трогаю кожу кита, еще влажную, но стремительно высыхающую на солнце. Обычно такой недоступный и вечно ускользающий от нас, сейчас он лежит совершенно неподвижно, и от этой неподвижности веет тягостной безнадежностью. Мне тяжело смотреть на мертвого кита, но и осуждать убивших его людей я не могу – они добывают себе пропитание точно так же, как это делают косатки и прочие обитатели этого сурового края. Коренные жители Чукотки относятся к китам и моржам, как мы – к грибам и ягодам, и активисты, стыдящие их за убийство морских млекопитающих, вызывают у них такое же недоумение, как у среднего европейца – борцы за права растений.

Мы приехали сюда, в урочище Инахпак на берегу пролива Чеченкуим, с разрешения старейшины Игоря Макотрика, чтобы взять пробы тканей добытого кита, и сейчас наблюдаем за процессом разделки, дожидаясь, когда появится доступ к нужным нам органам. Эскимосы, радостно переговариваясь, с энтузиазмом и сноровкой бывалых китобоев подрезают кожу и жир кита в специальных местах, а потом, продев стальной трос сквозь дыру в слое жира, разом сдирают целый пласт с бока одним движением грузовика, к которому привязан трос. Обнажается мясо, которое китобои срезают и делят между собой под руководством невысокой, но очень энергичной немолодой эскимоски. Косаткам, у которых нет под рукой стального троса и грузовика, добраться до мяса убитого кита через волокнистый жир бывает гораздо сложнее, поэтому они первым делом выедают язык, из-за чего их нередко обвиняют в нерациональном использовании ресурсов жертвы (хотя, если туша не опустится на недоступную глубину, они через день-два доедают и мясо). Впрочем, косаткам на эти обвинения наплевать еще больше, чем эскимосам.