— Липа. — Вышло у него весьма впечатляюще, правда, я рассмеялась, никакой угрозы не ощутив.

Потом по плечу его погладила, успокаивая.

— На его счёт тебе переживать точно не стоит.

— Почему?

Я помедлила, отвернувшись от него, потом решила ответить. А для этого на Ромку надо было посмотреть, чтобы всё было честно.

— Потому что я никогда его не любила. Но он хороший.

— И очень тебе подходит, да? Мужчина в хорошем костюме и при галстуке.

— Как он может мне подходить, если я его не люблю? — Я подошла к нему, снова погладила его по плечам. Ромка улыбнулся, в лицо мне заглянул.

— А меня любишь?

— А тебя люблю, — серьёзно ответила я. И кивнула, подтверждая. — Люблю, Рома.

Он прижал меня к себе, поцеловал в живот.

— А я для тебя, малыш, всё сделаю. Знаешь, как любить буду? Со страшной силой.

Я беззвучно засмеялась. А вслух шутливо посетовала:

— Мне уже страшно.

Рома гладил меня через халат, жарко дышал мне в живот, потом на колени к себе усадил. И я сама его поцеловала. Откровенно наслаждалась, чувствуя, как меня обнимают сильные руки.

Ромка крепко сжимал меня в объятиях, и мне хотелось стонать от удовольствия только от этого.

Ужин был позабыт, Роман Евгеньевич халат с моих плеч стянул, припал губами к моей груди, а я головушку его бритую обняла, и закрыла глаза. Выдохнула с лёгким стоном, после чего глаза открыла, с неудовольствием ощутив вибрацию телефона в кармане. И ладно бы вибрация, а телефон ещё и песню уже знакомую выдал, и Ромка голову от моей груди поднял, взглянул мрачно. И пообещал, я только не поняла кому, мне, что ли?

— Убью, гадёныша.

— Рома, так нельзя говорить.

— А делать?

— Тем более. — Я телефон из кармана достала, вызов отклонила, а телефон отключила.

Дотянулась до подоконника и оставила его там. На Ромку взглянула.

— Всё, нам никто не мешает.

Он выдал ехидную улыбочку. Взял меня за бёдра и к себе придвинул максимально близко.

— Мне даже так память не отшибло.

Пришлось пообещать:

— Я поработаю над этим.

Рома всё-таки рассмеялся, чему я обрадовалась. А он меня подхватил и поднялся, пошёл в комнату. А когда меня в спальне на постель положил, наклонился ко мне и сказал:

— Я делиться не привык.

— А мной не надо делиться. Я даже на два не делюсь.

Он не засмеялся, ничего не сказал, по щеке меня погладил, в глаза заглянул, потом поцеловал. И поцелуй был особенным, он меня так раньше не целовал, даже в порыве страсти. Обычно это было тягучее желание, и после таких поцелуев моя кровь напоминала кипяток, и обжигала всё внутри. Но этот поцелуй я запомню, это был поцелуй любящего мужчины, мужа, собственнический и знающий. И от этого было не уйти, не отмахнуться, не вычеркнуть из памяти. По сравнению с этими мгновениями штамп в паспорте о браке казался несущественной деталью, чернилами на бумаге. А ждёт женщина именно такого поцелуя, такого объятия, и двух слов: «люблю» и «моя».

В исполнении Романа Евгеньевича оба эти слова звучали впечатляюще и лишали меня покоя.

Соскучившись друг по другу за две недели, мы занимались любовью до поздней ночи. Ромка был неутомим, я откровенно наслаждалась его прикосновениями и поцелуями, а Рома ещё и на ухо мне что-то шептал. Складывалось такое впечатление, что установку даёт. На дальнейшее счастье и душевное спокойствие рядом с ним. Кажется, мы, и вправду, собираемся жить вместе.

Раз уж у нас любовь.

После последнего круга любовных утех, когда часы показывали глубоко за полночь, а я, задыхаясь, отодвинулась от него, в лицо ему посмотрела, и вот тогда для себя и решила окончательно и бесповоротно: да, люблю. Вот такого, как есть, люблю. Удивительно только, когда во мне эта любовь родиться успела и настолько окрепнуть, что я последние недели так страдала без него, а сейчас никак не могу насмотреться. Наверное, это судьба. Чтобы вот так встретиться, вот так полюбить, и начать строить планы. Никогда во мне так быстро планы на будущее не рождались, я всегда была очень осторожна в своих суждениях в отношении людей, особенно мужчин, а уж когда дело касалось романтических отношений… Видимо, эта осторожность вместе со мной родилась, вопреки судьбе моей матери, и Ладе не досталась. А я с ней двадцать семь лет жизни маялась, маялась, не знала, как унять её, и вот, наконец, она отступила. Благодаря Ромке.

Я его поцеловала, Рома лежал с закрытыми глазами и, кажется, засыпал. Я говорить больше ничего не стала, тормошить его не стала, дотянулась до ночной лампы на тумбочке, выключила свет, и вернулась к любимому. Устроилась рядом.

Кажется, мне к восьми утра на работу.

Проснулась я уставшая и разбитая. Что совсем не удивительно, если вспомнить наши подвиги прошлой ночью. Ромка спал рядом, беспробудным богатырским сном, и даже похрапывал. А я сонно поморгала, вздохнула несчастно и зло посмотрела на трезвонивший будильник. Роман Евгеньевич на трезвон не реагировал, видимо, подсознательно знал, что он его никак не касается. А я вот на кровати села, лицо потёрла. За окном солнце, из-за неплотно задёрнутой шторы было видно, что день начался, и будет он снова жарким. А мне просыпаться совсем не хочется, лечь бы обратно и уснуть.

Я зевнула и с постели поднялась. Огляделась, халата почему-то не было. Ни на кресле, ни на постели, и на полу тоже не было. Пришлось из спальни нагишом выйти. Халат нашёлся на полу в соседней комнате. Он даже не лежал, он валялся в углу, как доказательство и напоминание вчерашнего бесстыдства. Ночь вышла бурной, под стать характеру Романа Евгеньевича, и мне было несколько неловко и удивительно вспоминать о собственном поведении. Я точно себя подобным образом никогда раньше не вела.

На автомате, ещё до конца не проснувшись, я прошла на кухню, поставила чайник на газ. Ещё разок зевнула от души. Время половина восьмого утра, а я не могу себя заставить глаза открыть.

— Липа!

Я выключила закипевший чайник, поднялась из-за кухонного стола, за которым, похоже, собиралась задремать, а голос Ромы меня в чувство привёл.

— Липа, ты где?

Он на кухню заглянул, хмурый, заспанный и в одних трусах. Непонимающе посмотрел.

— Ты чего вскочила? Пойдём спать.

— Рома, я за тебя рада, но мне нужно на работу.

— На работу? — Роман Евгеньевич соображал долго, наконец, моргнул, упёрся рукой в дверной косяк. — Зачем?

— Интересный вопрос, — решила я удивиться в ответ. — Тебе кофе сделать?

— Нет, я ещё не хочу.

— Когда захочешь — сделаешь сам, — обрадовалась я. День, наконец, начался, даже для меня, организм проснулся, пусть и нехотя, а первый же глоток кофе, окончательно взбодрил.