Решив, что иметь при себе два паспорта рискованно, Геннадий Павлович снова спрятал в тайник тот, в соответствии с которым он был на тринадцать лет моложе. Бумагу с телефонами он сунул в нагрудный карман рубашки. Торопливо, не придавая большого значению тому, насколько аккуратно это у него получается, Геннадий Павлович поставил на место все те вещи, что вынул вчера из шкафчика. Часть из них оказалась подмоченной ночным дождем, но Геннадий Павлович не стал их оставлять, чтобы просушить, и даже не вытер. Эти вещи не имели для него никакой ценности, поскольку являлись всего лишь частью декорации того действа, в котором он, сам того не подозревая, долгое время принимал участие. Подумав об этом, Геннадий Павлович невольно улыбнулся, – даже в такой ситуации приятно было осознавать, что ты не статист, а ведущий актер, можно сказать – звезда, делающая кассовые сборы. Быстро умывшись и съев нехитрый завтрак – лапша, пара яиц и ломтик колбасы, – Геннадий Павлович решил, что пора переходить к делу, и вышел в коридор. Никого из соседей видно не было, что, впрочем, не исключало того, что добрая половина из них стояла сейчас, прижавшись ухом к замочной скважине. «Наверняка же кто-то тоже работает на проект», – подумал Геннадий Павлович. После исчезновения Марины новые жильцы в квартире не появились, значит, она работала не одна. Интересно – кто? Марк Захарович Шпет? Или поклонник женских ток-шоу Сивкин? Если соглядатай был всего лишь его воспоминанием, то выглядеть он мог как угодно – хоть смазливой девицей, хоть дремучим старцем. А может быть, за ним присматривала дородная Венера Марсовна Одина, любящая заглядывать в чужие кастрюли, фыркающие паром на плите в общей кухне? Венера Марсовна с гордостью утверждала, что в свое время работала билетером в Большом театре, где у нее и по сей день сохранились связи, так что она, если захочет, может бесплатно пройти на любой спектакль. Геннадий Павлович подошел к телефону и снял трубку. Придерживая трубку плечом, он развернул листок бумаги с телефонами и быстро набрал номер, напротив которого была проставлена фамилия Коптева. Линия оказалась свободной. После трех длинных гудков трубку сняли.

– Слушаю, – отрывисто произнес чуть хрипловатый мужской голос.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Геннадий Павлович. – Мог бы я поговорить с Коптевым Юлием Никандровичем?

– Я вас слушаю, – ответил мужчина, находившийся на противоположном конце линии.

Геннадий Павлович готов был поклясться, что никогда прежде не слышал этот голос. И уж точно, это был не голос Юлика Коптева. Или же человек, которого он все это время принимал за Коптева, не являлся таковым. История становилась все более запутанной и непонятной.

– Это Геннадий, – произнес в трубку Геннадий Павлович.

– Какой Геннадий? – спросил после короткой, почти незаметной паузы мужчина.

– Калихин.

Голос на противоположном конце линии молчал секунд двадцать. В трубке было так тихо, что Геннадий Павлович подумал, не прервалась ли связь?

– Алло?..

– Я слышу тебя, – отозвался голос человека, назвавшегося Коптевым.

– Так почему же молчишь? – спросил Геннадий Павлович, не найдя ничего лучшего.

– А что ты рассчитываешь услышать?

– Все, что ты захочешь мне рассказать.

– Ты уже вернулся? – спросил, вновь после непродолжительной паузы, Коптев.

– Откуда? – не понял Геннадий Павлович.

– Проект завершен? – иначе сформулировал вопрос собеседник.

– Похоже, что нет, – не очень уверенно ответил Геннадий Павлович.

– Так. – И снова молчание.

– Юлик, – осторожно позвал Геннадий Павлович, – это ты?

– А кто же еще? – тотчас же отозвался голос с противоположного конца линии.

– Не знаю, – честно признался Геннадий Павлович. – В последнее время я вообще мало что понимаю.

– Ясное дело, – Юлий Никандрович как будто и не ожидал услышать ничего иного. – Ты откуда звонишь?

– Из квартиры.

– Плохо.

– Почему?

– Сам подумай.

Геннадий Павлович подумал и как будто понял, что имел в виду Юлий Никандрович.

– Нам нужно встретиться, – услышал он голос Коптева. – Ты сегодня вечером свободен?

– Я всегда свободен, – усмехнулся Геннадий Павлович. – Я теперь безработный.

– А, ну да. В таком случае в шесть часов. Идет?

– Конечно. – Геннадий Павлович глянул на часы – до встречи оставалось чуть больше трех часов. – Может быть, как обычно, в «Поджарке»?

– Отлично, – тут же отозвался Юлий Никандрович. Однако голос его звучал как-то странно. – Ты хочешь еще кого-нибудь пригласить?

– Черт! – Геннадий Павлович понял, какую оплошность допустил.

– В таком случае встречаемся в шесть часов в «Поджарке», не как обычно. Ты понял меня?

– Понял! – Геннадий Павлович радостно кивнул, сообразив, о чем идет речь.

Только теперь он окончательно уверовал в то, что по телефону с ним говорит настоящий Коптев, потому что никто, кроме Юлика и его самого, не смог бы понять, что означает фраза: «Встретимся не как обычно».

– Точно понял? – все еще с некоторым сомнением спросил Юлий Никандрович.

– Точно! – заверил Геннадий Павлович.

– Тогда – до встречи.

– До встречи, Юлик!

В трубке послышались частые гудки отбоя. А Геннадий Павлович продолжал стоять, прижимая ее к уху, как будто все еще надеялся услышать голос Юлика Коптева. Счастье переполняло его, готовое вырваться наружу – дай только повод! Он наконец-то обрел точку опоры и теперь мог перевернуть все, что угодно. Юлик Коптев, старый, верный друг, на которого всегда и во всем можно положиться, снова был с ним. Подлинный Юлик, а не та дрессированная мартышка, что каждый четверг поила его пивом в «Поджарке».

– Товарищ Калихин, – услышал Геннадий Павлович брюзжащий голос у себя за спиной. – Не забудьте занести время вашего разговора в учетную тетрадь.

Вне себя от удивления, Геннадий Павлович обернулся. Выглядывая из-за приоткрытой двери своей комнаты, на него с подозрением смотрел старик Семецкий. Тот самый Семецкий, который, по словам Шпета, вчера сначала чуть было не умер от сердечного приступа, а затем свернул шею, упав с носилок. Казалось бы, тот факт, что Семецкий жив, свидетельствовал о том, что реальность вновь сдвинулась, и должен был хотя бы удивить Геннадия Павловича. Но, вопреки здравому смыслу, Калихин был просто рад снова увидеть старика живым.

– Непременно, уважаемый! – улыбнулся он Семецкому. Старик что-то невнятно пробурчал себе под нос и скрылся за дверью.

Все еще продолжая улыбаться, Геннадий Павлович вернулся в свою комнату. Быстро собравшись, он окинул взглядом помещение, чтобы убедиться, что ничего не забыл, и снова вышел в коридор. На этот раз он демонстративно громко хлопнул дверью и долго гремел ключами, запирая замок. Если в квартире находился соглядатай, – а Геннадий Павлович ни секунды не сомневался в том, что так оно и было! – то он должен был понять, что объект его наблюдения не пытается незаметно скрыться. Пусть думает, что Калихин просто решил прогуляться. Нельзя же, в самом деле, сидеть целый день дома в такую жару! Насвистывая какой-то легкий мотивчик, Геннадий Павлович спустился по лестнице. На первом этаже он на какое-то время затаился, слушая, не хлопнет ли дверь наверху, но так ничего и не услышав, вышел на улицу. Обычным путем он дошел до проезжей части и, не задерживаясь возле автобусной остановки, направился в сторону станции метро. Геннадий Павлович двигался по улице, как опытный шпион, уходящий от преследователей. Во всяком случае именно так вели себя герои фильмов Хичкока, которые видел Геннадий Павлович. Путь до метро был не близким, но на всем его протяжении Калихин не заметил ни людей, следующих по противоположной стороне проезжей части в том же направлении, что и он, ни машин, то обгоняющих его, то вновь оказывающихся сзади. Спустившись в метро, Геннадий Павлович пропустил первый поезд, чтобы посмотреть, не останется ли кто на платформе вместе с ним. Сев в следующий поезд, Геннадий Павлович был не просто весьма доволен собой, но еще и уверен, что «хвоста» за ним не было.