У Мортье, «посредственного генерала, но сделавшегося любимцем Наполеона за оказанную им преданность во время адской машины, когда он был начальником парижского гарнизона», как оценивал его пленный соотечественник Шмидт, в подчинении находились также военный комендант генерал Э.Ж.Б. Мийо и штабные полковники М.А.Ж.Ф. Пютон и Л.Н.Ж. Тери. Территория Москвы делилась на двадцать районов, которыми должны были командовать коменданты.[174]

Портрет маршала Мортье.

Худ. ЭЛ. Дюбюффе

Не остались москвичи и без афишек, к которым так привыкли при Ростопчине, – первое обращение к горожанам появилось уже 2 сентября. В нем москвичей призывали «ничего не страшась, объявлять, где хранится провиант и фураж». А интендант Лессепс в своих «Провозглашениях» неоднократно пытался склонить местное население к сотрудничеству с оккупационной властью. Содержание одного такого обращения Лессепса к москвичам известно нам со слов князя Петра Шаликова:

«Жители Москвы!

Несчастия ваши жестоки! Но Его Величество Император и Король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступления. Строгия меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая Администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш Муниципалитет или Градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе.

Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а Градской Голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки. Городовая Полиция учреждена по прежнему положению; а чрез ея деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух Генеральных Комиссаров или Полицмейстеров, и 20 Комиссаров или Частных Приставов, постановленных во всех прежних Частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки.

Некоторые церкви разного исповедования открыты, и в них беспрепятственно отправляется Божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они находили в них помощь и покровительство, следуемые несчастию.

Сии суть средства, которые Правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но чтобы достигнуть до того, нужно чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежная и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнутся на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оны будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из Монархов.

Жители! Какой бы вы нации ни были, восстановите публичное доверие, источник счастья Государств, живите как братья с нашими солдатами, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтобы опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским Начальством, и скоро ваши слезы течь перестанут.

Москва 19 сентября/

1 октября 1812.

Интендант или управляющий городом и Провинциею Москвою

Лессепс».

В другой раз мастеровитых москвичей призывали поскорее вернуться к своим традиционным занятиям: «Вы, спокойные Московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательной страх еще задерживает в полях, слушайте!

Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней востановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его Величество Император и Король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить Ваши несчастия и возвратить Вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности…»

Москвичам объявлялось, что:

«1. Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы, могут без всякой опасности привозить в Город свои припасы, какого бы роду не были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую; и в Охотный ряд.

2. Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повести их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может.

3. Каждое Воскресенье и Середа назначены еженедельно для больших торговых дней; по чему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы…»

Но большого впечатления на москвичей эти призывы не произвели, каждый пытался выживать, опираясь исключительно на свои силы. И никакой муниципалитет не мог здесь ничем помочь. Как верно заметил купеческий сын Егор Харузин, «вскоре появились на перекрестках и углах домов печатные афиши на французском и, с грехом пополам, на русском языках, приглашавшие жителей открывать лавки и торговать, не опасаясь насилия, а подгородные крестьяне созывались на базары, с жизненными продуктами. Но русские овцы не послушали голоса чужого пастуха…»[175]

Находился муниципалитет в доме графа П.А. Румянцева на Маросейке (ныне № 17). Как мы уже могли заметить из свидетельств Бестужева-Рюмина, трудным и длительным для французов был процесс создания оккупационных органов власти. Подавляющая часть членов совета была включена в него в принудительном порядке, помимо их воли. Иногда под угрозой физической расправы. Во главе совета находился городской голова купец 1-й гильдии Петр Нахоткин, он-то и стал первым мэром Москвы. Как показали последующие события, купец проявил себя весьма смелым человеком в отношениях с французами: «Явившись со всем муниципалитетом к г. Лессепсу, префекту провинции, чтобы получить от него утверждение в должности, он (Нахоткин – А.В.) очень неожиданно сказал г. Лессепсу, следующие слова истинно Русского человека: «Ваше превосходительство! Прежде всего, я, как благородный человек, должен сказать вам, что не намерен делать ничего, противного моей вере и моему государю», – Лессепс, несколько удивленный такою речью, отвечал, что ссора между императором Наполеоном и императором Александром до них не касается; что единственною их обязанностью будет смотреть за благосостоянием города; после этого объяснения муниципалитет вступил в должность», – вспоминал очевидец, эмигрант Вильфор.