Маросейка, д. 17

А Бестужев-Рюмин был назначен товарищем городского головы и отвечал в муниципалитете за снабжение продовольствием бедных и попечение больных. На доме, который ему предоставили для жилья, была повешена доска с надписью: «Резиденция помощника мэра города». Члены муниципалитета старались всячески помогать оставшимся в оккупации москвичам. Так, современники отмечали, что «в это время низшие французские чины считали Бестужева городским начальником. Он умел пользоваться этим как нельзя лучше; брал у Французов хлеб и раздавал беднейшим из своих соотечественников, в особенности семейным и, таким образом, облегчал участь многих несчастных. Он заботился и о сохранении в целости Вотчинного Департамента. Так, бывши однажды в Кремле, он увидел, что Французы из окон архива выкидывали книги и дела в вязках; тотчас же отправился к Наполеону, как член Муниципального Совета был допущен к нему и донес ему об этом. Наполеон, по просьбе его, приказал к архиву приставить караул».

Еще одним членом муниципалитета стал профессор Московского университета надворный советник Христиан Штельцер, который не выехал вместе со своими коллегами в Нижний Новгород (как не любил Ростопчин университет, надо отдать ему должное – в условиях дефицита подвод для раненых – он дал лошадей и телеги для вывоза университетских преподавателей и имущества). Штельцер, сославшись на нехватку денег и пообещав университетскому начальству выехать при первой же возможности, никуда не поехал и остался ждать французов.[176]

И, надо сказать, дождался. Буквально через несколько часов после занятия Москвы, на Моховую улицу к университету подъехал генерал-интендант наполеоновской армии Дарю: «Была прекрасная ночь; луна освещала эти великолепные здания, огромные дворцы, пустынные улицы, это была тишина могильных склепов. Мы долго искали кого-нибудь, кого можно было бы расспросить, наконец, мы встретили профессора из академии и несколько французов, живших в Москве, которые спрятались в суматохе городской эвакуации. Люди, которых мы встретили, рассказали нам все, что произошло в течение нескольких дней и не могли заставить нас понять, как могло внезапно исчезнуть население города в триста тысяч душ», – вспоминал другой генерал, Дюма.

Дарю высказал Штельцеру свое благорасположение, сказав, что он давно хотел с познакомиться с таким известным ученым. Спросив, много ли учится в университете французов, Дарю пообещал избавить университет от постоя и даже снабдить его французским караулом во избежание разграбления, что и было выполнено уже на следующий день 3 сентября.

Так французы узнали о том, что есть еще в Москве прекрасные кандидатуры на должности членов муниципалитета. В конце сентября Штельцера захотел видеть гофмаршал императорского двора Дюрок: «После многочисленных любезностей он (Дюрок – А.В.) предложил мне, от имени императора, должность начальника юстиции в Москве, с обещанием впоследствии назначить меня в его немецкие провинции. Я решительно отказался от этого, поскольку, как я сказал, будучи должностным лицом моего императора, без выхода в отставку не могу поступить на чужую службу. Как мне показалось, это было воспринято хорошо, по крайней мере, меня отпустили весьма дружелюбно. Два дня спустя генерал-интендант граф Дюма сказал мне: император полагает, что мне следует, по крайней мере, войти в муниципалитет, поскольку иначе с господами нельзя. Это были его собственные слова. Он сказал при этом, что, в противном случае, Его Величество предпримет неприятные для меня меры, потому что теперь у меня уже нет никаких оправданий. То же самое, только несколько более грубо, сказал мне в тот же день городской интендант Лессепс, подлый и жалкий человек. Но когда меня пригласил сам муниципалитет, то у меня не было больше сомнений, ведь я определенно служил городу, а не врагу, и благодаря мужеству и решительности мог сделать много добра. Я взял на себя заботу об общественном спокойствии и безопасности и нес бремя не на заседаниях или иных предприятиях, а только бегал по улицам туда и обратно, спас больше сотни человек от грабежа и насилия», – рассказывал профессор своему коллеге и ректору Московского университета Гейму.[177]

Штельцер был включен в отдел, занимавшийся в муниципалитете «общей безопасностью, спокойствием и правосудием». Позднее ему пришлось оправдываться перед следствием – откуда взялась его подпись на четырех протоколах заседаний муниципалитета, если, как он пишет, он «нес бремя не на заседаниях». И с какой стати маршал Ней выделил охрану из пятнадцати человек семье Штельцера, перебиравшейся из Богородска в Москву, ведь все нормальные люди двигались в это время в обратном направлении. В ответ на это Штельцер отвечал, что его волновали в эти дни только безопасность университетского имущества и собственной семьи.

За время оккупации члены муниципалитета пробовали восстановить в городе систему общественного питания, скромным итогом чего стало открытие всего лишь нескольких питейных заведений: «Открыты три кабака в Москве, работу производят в них Русские, а деньги собирают Французы», – доносили Ростопчину.

А вот и официальный список членов муниципалитета:

РАСПИСАНИЕ ОСОБАМ, СОСТАВЛЯЮЩИМ ФРАНЦУЗСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ ИЛИ МУНИЦИПАЛИТЕТ В МОСКВЕ, 1812 ГОДА[178]

1. Градской Глава, Петр Нахоткин, 1-й гильдии купец.

2. Помощник Градского Главы, Яков Дюлон, моек, купец, имел смотрение за мостовою.

3. Николай Крок, моек. куп. сын, заведывал спокойствием и тишиной в городе.

4. Федор Фракман, москов. именитый гражданин, по квартирмейстерской части.

5. Егор Менье, виртембергский уроженец, – надзор за ремесленниками и пособие бедным.

Члены городского правления[179][180][181][182]