Имена москвичей, вошедших в муниципалитет, стали известны и в Санкт-Петербурге, 11 октября

1812 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» № 82 было напечатано следующее «Объявление Министерства полиции к жителям Москвы»:

«По Высочайшему Повелению объявляется от Министерства Полиции.

Известно, что неприятель учреждает в Москве некоторые на Французский образец присутственные места или Начальства, стараясь разглашать, якобы делает то для восстановления порядка и спокойного в ней пребывания жителей. Между тем солдаты его продолжают расхищать и производить разные насилия и грабительства. Для прикрытия сих неистовств, успел он страхом или соблазнами преклонить некоторых Русских простолюдинов принять на себя обязанности быть членами сих учреждаемых от него обществ. Перехваченные бумаги содержат в себе имена их. Правительство долженствовало бы обнародовать оные и произвесть над ними строгий и праведный суд; ибо вступать в учреждаемые неприятелем должности есть уже признавать себя ему подвластным, а не просто пленником; но Правительство удерживается от сего только потому, что бумаги сии не совсем достоверны, и что оно без точного о том осведомления опасается преждевременным и поспешным осуждением оскорбить невинность.

Между тем, обращая внимание и попечение свое о благе каждого и всех, не может оставить без предварительного увещания, чтоб всяк опасался верить лукавому гласу врагов, пришедших сюда устами обещать безопасность и покой, а руками жечь, грабить и разорять Царство наше. Какому надлежит быть или безумию, или крайнему развращению, дабы поверить, что тот, который пришел сюда с мечом на убиение нас изощренным, с пламенником для воспаления наших домов, с цепями для возложения их на выю нашу, с кошпицами для наполнения их разграбленным имуществом нашим, что тот желает устроить нашу безопасность и спокойствие? Сохранит ли тот славу и честь нашу, кто пришел отнять их у нас? Пощадит ли тот кровь нашу, кто ничем от нас неоскорбленный пришел ее проливать? Оставит ли тот беспрепятственно соблюдать нам древнюю предков наших Веру, кто святотатственною рукою дерзает обдирать оклады с почитаемых нами Святых и Чудотворных Икон? Что ж значат его слова и обещания? Сын ли тот Отечества, кто им поверит?

По сим причинам Правительство почитает за нужное обвестить всенародно:

1) Что оно прилагает всевозможное попечение о помощи и призрении разоренных от неприятеля, скитающихся без пристанища людей.

2) Что сим предварительным извещением надеется спасти простоту от позднего раскаяния в легковерности, дерзость же, не стыдящуюся нарушать долг и присягу, устрашить праведным и неизбежным наказанием.

Подписал: Главнокомандующий в Санкт-Петербурге Вязмитинов».

Исполнявший в то время должность министра полиции Сергей Козьмич Вязмитинов предупреждал не зря. «Строгий и праведный суд» вскоре последовал.

Когда после изгнания оккупантов началось расследование деятельности оставшегося в городе чиновничества, Бестужев-Рюмин был отстранен от работы в Вотчинном Департаменте. Дело в том, один из сослуживцев написал на него донос, в котором обвинил его в краже казенных денег – Бестужеву-Рюмину пришлось долго оправдываться, чтобы снять с себя подозрения. В результате расследования выяснилось, что Бестужев-Рюмин «во время исправления им сей должности, действовал, как видно из дела, наравне с другими членами муниципалитета и особенных услуг его неприятелю по исследованию не обнаружилось».

Оправдали и купца 2-й гильдии Григория Колчугина, занимавшегося в Москве книжной торговлей и служившего перед войной гофмаклером Коммерческого банка. Он был отцом восьмерых детей, знал несколько иностранных языков, жил в собственном доме на Покровке. Купец не смог выехать из Москвы по причине имевшегося у него большого имущества. Французы заставили Кольчугина войти в муниципалитет, поручив ему «надзор за богослужением».

Но как говорится в народе, «своя рубашка ближе к телу». Таких в муниципалитете оказалось немного. Но сказать о них стоит. Взять хотя бы купца-старообрядца Л.И. Осипова, поднесшего Наполеону цельное блюдо серебра. Император оценил верность предателя, приказав не трогать дом купца. Осипову поручили обеспечивать москвичей продовольствием. В дальнейшем, правда, Осипову не повезло: «Он брался с тем, чтобы ему дали нужное число подвод, но Наполеон велел ему сказать, что он сих уговоров не знает и что велит его повесить», – сообщали ростопчинские агенты.

Купец 3-й гильдии И.Г. Позняков, которому французы доверили заниматься закупками хлеба, использовал свое членство в муниципалитете для личной наживы. Уже после изгнания оккупантов из Москвы выяснилось, что Позняков награбил вещей, оставленных москвичами, на общую сумму в 2–3 тысячи рублей. В отличие от большинства оставшихся в городе купцов, он не только активно сотрудничал с захватчиками, но и организовал банду грабителей, промышлявших разбоем. В эту банду входили купцы М.Е. Карнеев, П.И. Брыткин, М.А. Шапошников и Е.И. Посников, В.П. Попов, М.М. Резенков, крестьянин П. Прасолов и прочие, оставшиеся в Москве. Они «усердно занимались присвоением чужой собственности, делая наезды на Гостиный двор и в частные дома, а собранные товары и «вещи» свозили в дом Позднякова и там делили. На допросах Брыткин показал, что, «по приглашению Позднякова, вместе с купцами Поповым, Резенковым, Вепринцевым, Посниковым и извозчиком Прасоловым ездили неоднократно в город и брали там во время горения Гостиного двора, по указанию Познякова, разные товары, но из чьих амбаров или лавок – не знает». Брали они синюю кубовую краску, итальянский шелк, хину, английскую прядильную бумагу, чай, гвоздику и проч. Почти все сознались в соучастии, как и сам Поздняков. Так, извозчик Прасолов рассказал на допросах, что 6 сентября ездил он вместе с Позняковым и прочими в Гостиный двор, где купцы набрали «полную бричку» разного товара, а 7 сентября Поздняков с женой увезли оттуда полную бричку фаянсовой и фарфоровой посуды, и несколько раз ездили туда же на поживу, увозя вино, изюм и другие товары.

По выступлении французов из Москвы купец Попов отправил в Харьков награбленный товар на 12 подводах. Поздняков требовал от него за эти товары «ю процентов в общую кассу» – притом что он сам с женой взяли себе из всего таким образом «приобретенного» товара 55 процентов, Брыткину предлагалось 20, а Попову и Вепринцеву по 10. По выезде из Москвы они едва не передрались из-за награбленного».[183]