Но как мне этого агента обнаружить? Проверить документы почти у двух сотен бойцов? Так почти наверняка у половины из них документов не окажется, и я просто обязана буду верить их словам, что утратили документы во время боевых действий в окружении. Я сама могла оказаться точно в таком же положении, если бы после ранения о моих документах не позаботились Костя и Леша. Значит, ссылка на утраченные документы принимается. Проверить анкетные данные я не могу, так как для этого сначала всех бойцов нужно опросить, записать их данные и заполненные анкеты выслать, как это говорится, «на Большую землю». При этом самой тратить уйму времени на опросы тоже не резон. У меня полно и других, более срочных дел. Так что пора привлекать логику. Возможно, немецкий агент планировался к заброске за линию фронта.

В этом случае в нашем отряде он просто будет вынужден вести себя как все. Но при этом его проникновение в наш тыл откладывается на неопределенное время. Я же не говорила, сколько времени отряд будет действовать в немецком тылу. Тогда ему остается только собрать, на всякий случай, сведения о нашем отряде и быстренько удрать при первом же удобном случае. Но возможен и второй вариант. Агент получил задание на подведение под удар именно таких отрядов или партизан. Впрочем, партизан пока можно вынести за скобки – немцы только начиная с 1942 года почувствовали, что такое партизаны, и начали всерьез с ними бороться. Сейчас обстановка, конечно, немного другая и отличается в нашу пользу. Поэтому о партизанах немцы пока не задумываются. Значит, агент должен быть нацелен на действия против групп окруженцев. В этом случае наш отряд для него лакомый кусок. Он постарается выявить круг наших действий, в чем я ему сдуру помогла, брякнув о целях нашего отряда. Так что теперь агенту осталось выяснить нашу зону ответственности, после чего подвести отряд под удар немецких войск. Подобного агента нужно ловить, как говорят программеры, на интерфейсе, то есть на передаче информации. Вот этим и стоит заняться в первую очередь. Нужно так построить распорядок жизни и действий в отряде, чтобы никто не мог остаться без присмотра. В нашем предыдущем бою мне было не до того, поэтому там этот момент я просто прохлопала. Но второй раз подобной ошибки уже не допущу.

Пользуясь вынужденным перерывом, я снова позвала капитана и сержантов и строго-настрого приказала каждому командиру в любую минуту знать, где находится любой из его бойцов. Выход за территорию лагеря без разрешения моего или капитана считается дезертирством и немедленно карается по законам военного времени. После этого я собрала свой взвод и провела с ними беседу, подчеркнув, что они не просто бойцы, а сотрудники НКВД и поэтому должны быть вдвойне осторожны и наблюдательны.

– Каждый из вас, товарищи бойцы, должен внимательно следить за всеми новичками, фиксируя любые непонятки и странности. Если в нашем большом отряде окажется невыявленный шпион, то считайте, что вся наша работа провалена, а отряд уничтожен. К сожалению, до прибытия самолета вся контрразведывательная работа будет лежать на мне, и без вашей помощи я просто не справлюсь. Вот прилетит контрразведчик, тогда эту работу переложим на него, а пока даже не приказываю, а очень прошу – будьте бдительны. С кем-то из новеньких что-то не так – сразу доложите мне. В ком-то просто засомневались – сразу доложите мне, и мы вместе обсудим ваши сомнения. Не бойтесь побеспокоить меня по пустякам. Возможное присутствие шпиона в нашем отряде никак нельзя отнести к пустякам. Лучше вы меня несколько раз дернете напрасно, чем один раз не обратитесь, когда это будет важно. Никаких самостоятельных действий. Даже если твердо будете уверены – вот он, немецкий шпион, то не спешите его хватать и расстреливать. Сначала подумаем, нельзя ли его использовать как живца для введения противника в заблуждение. И еще учтите, что немцы чаще всего своих агентов забрасывают небольшими группами по два-три человека. Поэтому, выявив агента, нужно сразу смотреть, нет ли у него пособников. А может быть, это он пособник, а главный – кто-то другой.

Чего-чего, а вот подобных слов бойцы от меня не ожидали и сильно озадачились. Отпустив их для продолжения занятий, я занялась более детальным изучением списка бойцов, переданного мне Ерохиным. Теперь стала прикидывать, какие диверсионные группы можно будет из них формировать. Среди бойцов большинство, как и следовало ожидать, было из стрелковых частей, но, к моему удовольствию, в списке присутствовали три сапера, шесть артиллеристов и четыре минометчика. Зато пулеметчик был всего один. Теперь мне стало понятно, почему в засаде стрелял только один пулемет. Наверное, мог стрелять и капитан, но в этом случае он серьезно затруднял себе управление боем, что, впрочем, у него и без пулемета не очень получалось. Было еще шесть танкистов, но не было указано, какими танками они могут управлять. Я уже знала, что далеко не все танкисты умеют управлять новейшими Т-34. Интересно также, умеют ли наши танкисты использовать немецкие танки? Против их фамилий я поставила букву «У», что означало – уточнить. К моему удивлению, среди бойцов не оказалось ни одного шофера. Тут я сообразила, что это в моем времени даже дети в старших классах умели водить машины и мотоциклы. А до войны шофер была очень уважаемая профессия, которой владели немногие. Хорошо еще, что всех моих диверсантов этому учили на курсах. Был еще один радист без рации и один писарь. Вот писарю я искренне порадовалась. Отчеты, конечно, будут за мной, а вот обычные малосекретные бумаги вполне можно будет на него спихнуть.

Быстренько разыскав писаря, я велела ему не отходить от меня дальше чем на расстояние оклика и всегда иметь наготове бумагу и пару карандашей. Паренек недовольно запыхтел, но возражать не осмелился. И правильно сделал. Я сейчас злая до посинения. Вроде бы занимаюсь всякими пустяками, а жутко устаю, и при этом все время боюсь что-то не заметить, что-то упустить. Одним словом – кошмар. Между прочим, группа бойцов, которую я отправила утром с маскировочно-разведывательным заданием, до сих пор не вернулась. Еще один источник головной боли. Тут я вспомнила, что мне нужно найти какого-нибудь члена партии и назначить его на должность ИО комиссара. Снова сунулась в список, но там графы «партийность» не было. Решила свалить эту задачу на Ерохина, для чего воспользовалась классическим методом, типа: «Ай-ай-ай, товарищ капитан. Как же это вы забыли спрашивать у бойцов их партийность. Немедленно исправьте этот недочет». Ерохин вздохнул, но по такому щекотливому поводу решил не спорить и ушел. Так как вернулся он сравнительно быстро, я поняла, что по моему методу он перевалил эту задачу на командиров взводов, и они с ней успешно справились. К моей радости, членом партии оказался всего один боец, поэтому не возникла проблема выбора. Разговор с бойцом оказался коротким и содержательным.

– Товарищ Гольдин, мне доложили, что вы член партии. Покажите, пожалуйста, ваш партбилет.

– Вот, товарищ лейтенант.

Он протянул мне заботливо завернутый в клеенку партийный билет. Я открыла и посмотрела. Вроде все в норме, все взносы уплачены, только платил-то он их всего ничего. Я посмотрела на дату выдачи – март 1941 года. Совсем молодой коммунист. Стаж чуть больше года, если считать кандидатский. Но у меня все равно другого коммуниста нет.