Дух воодушевления, который нельзя отметить ни в каких донесениях, охватил всех.

— Можно начинать? — спросил полковник, командир дивизии, Широкова.

— Да, — он подошел к окну.

Командующий пробыл в этой дивизии до вечера, когда после двухчасового боя полки сбили немцев с высоты и заняли следующую деревню. Широков приказал двигаться вперед до тех пор, пока не встретят противника. За этой дивизией уже втягивались новые части, завязавшие бои по сторонам все расширявшегося коридора. Пауза на этом участке фронта закончилась. Наступление продолжалось.

В машине, когда они уже возвращались в штаб фронта, Широков, обернувшись к Назарову, душевно сказал:

— Сколько хорошего написано о нашем солдате! И все-таки не было дано полного ответа, откуда у советского солдата такая сила духа, такая твердость! И я на это не отвечу. Но верю в него так, что готов с ним и чудо совершить. А может быть, то, что мы делаем, и есть то самое чудо.

Он замолчал и всю длинную дорогу больше ничего не говорил. Вдруг Назаров услышал легкое посапывание. Маршал опал.

В штабе фронта командующего ждали два чрезвычайной важности сообщения: первое — войска фронта на одном из участков вступили в пределы Германии и продолжали успешно продвигаться, и второе — на том участке, откуда они приехали, крупные силы противника перешли в наступление.

— Ну, какое там может быть сильное наступление? — засмеялся Широков, довольный сообщением о переходе границы Германии. — Там действуют две немецкие потрепанные дивизии. Подбросьте туда еще одну из ближайших дивизий да пару танковых батальонов, и они справятся с немцами.

И, решив, что он сделал все, что нужно, Широков в следующие дни не интересовался подробностями боев на этом участке фронта, довольствуясь обычной сводкой, сосредоточив теперь все свое внимание на продвижении дивизий, развивавших успех танкового соединения, приближавшегося к Одеру.

Наступал день, когда Широков должен был приступить к осуществлению своего дополнительного плана.

8

— Сейчас, когда противник собирает ударные кулаки на наших флангах, спешно сооружает оборону на Одере, мы должны произвести быструю перегруппировку сил и ликвидировать эти попытки, — говорил Колегаев. — В этих условиях мы нуждаемся в соединении Жабко.

Широков развел руками:

— Позвольте, вы рекомендуете отказ от поворота армии Жабко? Правильно я вас понял?

— Нет, не отказ. Но еще не пришло время. То обстоятельство, что мы раньше времени вышли на Одер, выполнив свою главную задачу, создало дополнительные трудности. Наши коммуникации растянуты, войска распылены. Учтите и то: танковое соединение совершило большой путь. Материальную часть надо подготовить, подбросить боеприпасы, горючее.

— Это отказ от плана, — угрюмо возразил Широков.

Он остановился возле карты, висевшей на стене. Табачников подошел к нему и хотел что-то сказать, но Широков повернулся и грубо крикнул:

— Почему же, черт возьми, вы молчали раньше? Почему? Я вам запрещал? Нет! Ради чего мы гнали войска? Эти группировки могли быть раздавлены в ходе наступления. Но мы берегли свои силы. Нет, план менять не будем. Извольте выполнять мои приказания. Обеспечьте Жабко всем для выполнения задачи.

— Подожди, — остановил его Табачников. — Может быть, у Жабко положение действительно такое, что эта задача сейчас ему не под силу. Может, нам вызвать его?

— И ты против поворота Жабко?

— Нет, но хочу, чтобы у Военного Совета была твердая уверенность и ясность во всем.

— Хорошо. Назаров, вызови Жабко. Пусть летит немедленно. А вы, — повернулся он к Колегаеву, — заготовьте для него приказ. Мы на войне, черт возьми, а не на маневрах, чтобы обсуждать варианты. Вы не цените времени. Через день я, может быть, и сам не пошлю Жабко. Понимаете вы это?

Колегаев с выражением незаслуженной обиды на лице вышел из кабинета.

Член Военного Совета весь этот день был у Широкова. Назаров, заходивший в кабинет командующего с текущими делами, слышал только обрывки разговоров. Но и по ним он понял, что сегодня ночью ожидается принятие важного решения. Он видел, что маршал, один задумавший эту операцию, один сейчас и принимает решение.

Жабко прилетел на самолете через пять часов после того, как его вызвали. Он вошел в приемную, прихрамывая, опираясь на палку.

— Маршал у себя? Здоров? — торопливо спросил он, счастливый, что сделал все, что ему приказывали, что он может рассказать приятные новости.

— Очень вас ждет, — сказал Назаров.

— Да? Ну, провожай…

Назаров отворил дверь, пропуская впереди себя Жабко.

— О! — воскликнул Широков, увидев Жабко. — Завоеватель Германии! — И тут же испуганно спросил: — Что с ногой?

— Пустяки, — небрежно ответил Жабко. — Царапнуло осколком. Позавчера немцы наш штаб пытались захватить. Пришлось отбиваться.

Широков и Жабко обнялись и трижды поцеловались. Табачников крепко пожал руку.

— Рассказывай, что там у вас, — нетерпеливо потребовал Широков.

— На Одер вышли, — сказал Жабко, усаживаясь и устраивая поудобнее раненую ногу. — Сейчас готовят переправы. Ночью танки и орудия будут на том берегу Одера. Моя пехота уже там.

— А Матвеев?

— Его передовые части наводят переправы. К ночи подойдут и главные силы. Очень хорошо себя пехотинцы ведут. Почти не отставали от нас. Плацдармы обеспечены, но бои будут сильными. Нужно побольше артиллерии, авиации.

— Дадим, все дадим. А без тебя Матвеев справится?

Жабко ответил не сразу.

— Справится, конечно, и без нас, но… Да, тяжеловато будет. Главное, нужна артиллерия. Немцы готовятся бросить танки, мы чуть-чуть опоздали, а то перебрались бы по льду через Одер. А теперь немцы открыли шлюзы, вода поднялась. Сразу всю артиллерию не перетянешь.

Жабко, понимая, что вызов его в такой решающий момент операции, когда войска должны прочно закрепить плацдармы на Одере, связан с чрезвычайными обстоятельствами, вопросительно посмотрел на Широкова.

— Пойди сюда, — позвал его командующий, подходя к карте на стене.

Жабко, хромая, приблизился и стал рядом, опираясь на трость. Широков дал ему время вглядеться в схему.

— Видишь? Сейчас надо браться за решение этой задачи, и мы собираемся поручить ее тебе. Матвеев один будет удерживать плацдармы.

— Уже есть приказ?

— Нет, — сердито сказал Широков, заподозривший, что у Жабко есть какие-то возражения. — Приказа нет, и его может не быть. Сегодня ночью буду просить Ставку разрешить эту операцию.

— Триста километров, — подсчитывал вслух Жабко. — Танки дойдут. Надо будет сбросить нам по пути с самолетов горючее. Это возможно. Операция интересная. — Он повернулся к Широкову с загоревшимися глазами. — Буду рад, если эту операцию доверят мне.

— Но это еще не все, — испытующе продолжал маршал. — Я держал в секрете потому, что боялся всякой случайности. Начало операции завтра же, а конец через неделю, и сразу же назад — к Одеру, на плацдармы. Весь смысл этой операции в ее внезапности и маневренности. Этим появлением танков мы