— Пора! — произнес, шумно вздохнув, командующий артиллерией.

— Да, пора, — подтвердил Широков и направился к выходу.

На улице ветер нес сырым снегом. В трех шагах ничего не было видно, кроме белых от снега спин впереди идущих людей. Над головой глухо шумели деревья, раскачиваемые сильным ветром. Вся группа генералов во главе с Широковым неторопливо прошла опушкой леса до наблюдательной вышки. В кромешной тьме не виднелось ни одного огонька, не слышно было ни одного выстрела.

Широков стал подниматься по грубо сделанным ступенькам на вышку, держась руками за покрытые полосками снега перильца. Вышка была не велика, и только несколько генералов поднялись на нее, остальные остались внизу. Наверху ветер дул еще сильнее, и хлопья мокрого снега слепили глаза.

— Разгулялась погодка, — заметил кто-то в темноте. — Сейчас, верно, у противника самый сладкий сон.

Широков облокотился на перильца, всматриваясь в чернильную даль. Глаза искали хоть какой-нибудь предмет, чтобы задержаться на нем.

— Осталось три минуты! — громко сказал генерал-полковник, чувствуя себя сейчас главным на этой вышке.

В черном небе, оставляя за собой светлый след, медленно поднялась зеленая ракета, описывая крутую линию полета, за ней — красная и опять — зеленая. И тотчас серии таких же ракет поднялись во многих местах справа и слева. Свет их еще не потух, как заговорили разом все орудия, словно приведенные в действие одной рукой. Свет выстрелов тысяч орудий был так силен, что осветился весь горизонт. Но еще более сильное зарево, отражаемое низким плотным небом, встало над линией немецкой обороны. Так был силен многоголосый рев орудий, что на вышке надо было кричать, чтобы быть услышанным.

Через час сорок минут все орудия так же внезапно, как открыли огонь, стихли. Наступал рассвет. В неверном зыбком свете зимнего утра виднелись серые лица генералов, черные орудия, стоявшие в земляных укрытиях на поле, фигуры солдат, ходивших возле окопов. Впереди, там, где располагались позиции немцев, в нескольких местах что-то горело. Светлые языки пламени, казалось, доставали тучи, и они клубились над местами пожарищ.

Широков все еще стоял на вышке, пристально всматриваясь в местность, лежавшую перед ним. Генералы тоже не расходились, они начинали по-мальчишески возиться, топали по снегу ногами, стараясь согреться.

Начинало быстро светать. По мере того как прояснялась даль, все больше вокруг усиливалось движение, словно свет возбуждал энергию людей.

Второе артнаступление не было таким впечатляющим, как первое. Теперь все наблюдали, как над линиями немецкой обороны вставали черные клубы разрывов и очистившийся от темных облаков горизонт опять обволакивало плотной стеной черного дыма.

Широков, осторожно спускаясь с вышки, увидел бегущего начальника оперативного управления.

— Штурмовые батальоны пошли в наступление, — доложил он. — Противник оказывает слабое сопротивление…

— Ну, какое может быть теперь сопротивление, — хвастливо подтвердил генерал-полковник, довольный четкой работой артиллеристов.

— Держите связь, — отрывисто сказал Широков, — и все время докладывайте обстановку. — Он обратился к начальнику штаба: — Авиации скажите, чтобы при первой возможности поднимались в воздух.

Торопливо шагая, командующий прошел в землянку. На столе стоял приготовленный для него завтрак, но Широков, сняв шинель и постояв немного у печки, чтобы согреться, подошел к столу, где лежала карта. Он сел в кресло, закурил папиросу и подозвал начальника оперативного управления.

В комнату вошел член Военного Совета Табачников. Лицо его было красно, всю ночь он провел в частях. Сняв шинель, приглаживая седые волосы, Табачников, здороваясь со всеми, довольно сказал:

— Кажется, хорошо начали. Я был на участке, где уже продвинулись на шесть километров.

— Где, где? — нетерпеливо спросил Широков. Все трое низко склонились над картой.

— Держите связь с этими полками, — говорил Колегаеву Широков. — Главное, как ведет себя противник… Толкайте артиллерию. Наращивайте прорыв. Что у танкистов? Когда войдут в прорыв?

С той минуты, когда начальник оперативного управления доложил Широкову, что первые подразделения успешно пошли в наступление, он целиком погрузился в ежеминутно меняющуюся обстановку движущегося фронта. На карте командующий как бы видел движение огромных масс войск, подчиненных воле штаба фронта, сердился, когда замечал, что это продвижение замедляется, усиливал там, где успешно шло, посылал туда новые части, торопил отстающих.

Это была до предела напряженная работа, которая исключала всякие иные дела, все, что могло отвлечь его от хода операции. Даже напоминания о необходимости позавтракать, пообедать раздражали Широкова. Ближайшие люди, зная это, обращались к командующему фронтом лишь в исключительных случаях по делам, непосредственно относившимся к наступлению, которые могли быть решены лично им.

* * *

По шоссе, очищенному от мин, двигалась бесконечная колонна танкового соединения Жабко, входившего в прорыв. На перекрестке дорог маршал вышел из машины и долго смотрел, как проходят войска. Его узнали. По всей колонне пошел разговор, что на шоссе — командующий фронтом. Эта весть дошла до переправы, где сгрудились машины. Забегали вдоль колонны офицеры. Движение машин заметно усилилось.

Вдали гремели орудийные выстрелы.

Нечего было и думать пытаться проехать дальше по этой забитой войсками дороге. Широков приказал свернуть в сторону на проселочную дорогу, по которой уже успели пройти саперы, оставив за собой вешки: «Дорога разминирована». Машина шла медленно, объезжая воронки, разбитые повозки, трупы лошадей. Колеса буксовали в мягкой земле. Вдали что-то горело после утреннего артогня. Проехали первую линию обороны противника: окопы, а перед ними ржавые свитки колючей спирали Бруно. В окопах валялись кучи соломы, каски, противогазы, оружие. Кое-где лежали трупы солдат в мышиного цвета шинелях. Все это уже припорашивал снежок.

Воронок от снарядов встречалось все больше и больше. У второй линии обороны, проходившей по пологим высотам, покрытым редким кустарником и крупными валунами, Широков опять остановил машину. В черных опалинах лежала перед ним земля. В воронках уже успела скопиться вода. В темнеющем воздухе все ярче разгоралось пламя пожара в недалекой деревушке, где высоко над домами поднимался тонкий шпиль костела. Расщепленные деревья ветвями касались земли. В деревню втягивался длинный пехотный обоз. В прохладном воздухе доносились отчетливо ленивые покрикивания ездовых.

— Вот и опять пошли на запад, — сказал Широков единственному спутнику возле себя Назарову. — А?

Кажется, успех хороший для первого дня. Поедемте домой.

На еще более тихой скорости, опасаясь в темноте съехать с узкой дороги, они вернулись к перекрестку. Все пространство, которое видели глаза, занимали в несколько рядов танки, орудия, автомашины. Колонна то двигалась, то останавливалась. Задержка в движении происходила из-за возникающих на переправе «пробок».

— Очень хорошо начали! — сказал Широков. — Так мы еще ни разу не начинали.

6

На третий день продвижение многих частей замедлилось; они вступили в активные бои с противником. И