«...Но разве пану не вольно наказывать подданных своих, не только тюрьмою или другим каким наказанием, но даже смертью? А я что ни делаю, все то делаю по приказанию своего пана, его милости князя Курбского; ибо пан мой, князь Курбский, владея имением Ковельским и подданными, волен наказывать их, как хочет, а королю, его милости, и никому другому нет до того никакого дела».

Несомненное сходство данного высказывания со знаменитым политическим афоризмом Ивана Грозного: «Своих холопов хочу – жалую, хочу – казню» было замечено историками. Общим местом многих сочинений, как научных, так и публицистических, стал вывод о двойственности натуры князя Курбского. Мол, на словах он был за свободу и уважение человеческой личности, но на практике поступал так же жестоко, как его идейный оппонент – Иван IV.

Но в данном эпизоде следует видеть не столько перенос на литовскую почву «диких московских порядков», сколько как раз довольно типичный для Великого княжества Литовского произвол вельможного пана в отношении слабых и бесправных подданных. Как выяснилось при дальнейшем разбирательстве, Келемет только прикрывался высокими лозунгами. На самом деле перед нами акт самого вульгарного рэкета образца 1569 года: приятель Келемета, ковельский мещанин Лаврин, иудей, перешедший в христианство, попросил его выбить денежный долг в 500 коп грошей у неких ковельских евреев. Келемет оказался отзывчивым, тем более что выбивание долгов сулило неплохой куш. Это был сговор Лаврина и урядника Курбского, не более того.

13 июля замок Курбского посетил коширский урядник Мартын Некрашевский. По его просьбе Келемет выпустил евреев из водяной ямы. Они, плача, стояли посреди двора, все покрытые следами укусов пиявок. Однако стоило Некрашевскому уехать, как Келемет снова отправил их в заточение.

Делать было нечего: городской суд не мог справиться с разошедшимся слугой Курбского. Пришлось, как нередко в подобных случаях, жаловаться прямо королю Сигизмунду II. Монарх издал специальный указ (!), предписывавший выпустить евреев из заточения. 14 августа приказ зачитали Келемету. Он страшно рассердился: «Зачем вы мне это читаете? Король мне не указ, мой господин – Курбский!» Урядник выгнал и еврейскую делегацию, и возного Тихона Оранского, который привез декрет. Все, что сумели сделать власти, – в очередной раз записать рассказ о происшедшем в городские книги.

Несчастные вышли из ямы с пиявками только 23 августа, просидев в ней в общей сложности 44 дня. Произошло это после того, как Курбский приказал выполнить королевское распоряжение. Князь заявил, что ковельские евреи пострадали за дело. Правда, 500 коп грошей выкресту Лаврину должны не они, а некий Агрон Натанович, который пустился в бега. Но трое жертв Келемета имели неосторожность в свое время записаться в поручители Агрона Натановича, за что и поплатились. Кроме того, Авраам Яковлевич взял у Курбского право сбора с населения Ковельской волости некоего «побора»[186]. То ли «побор» собирался плохо, то ли сборщик действительно проворовался, но Курбский решил, что от него утаивают деньги, – и на сцене появился пан Келемет с его подручными...

При чтении материалов дела ковельских евреев не оставляет ощущение мизерабельности происходящего. Человек, который когда-то управлял всей Русской Ливонией, герой взятия Казани, смельчак, осмелившийся бросить вызов самому Ивану Грозному, – считает какие-то мелкие деньги, откровенно по-бандитски выколачивает долги и наслаждается, когда по его приказу издеваются над слабыми. Поистине, князь Курбский зажил в Великом княжестве Литовском другой жизнью.

Судя по всему, московского эмигранта и его дерзких людей в округе не любили. В конце 1569 года произошла стычка между людьми Матея Рудомина и Курбского, в ходе которой были убитые и раненые, и дело затем даже разбиралось литовской радой панов в присутствии Курбского. В августе 1570 года разразилась настоящая «малая война» между слугами Курбского и Андрея Вишневецкого за спорные владения, вызванная попыткой перекройки существующих границ имений. В январе 1571 года Курбский лично участвовал в тяжбе с Дмитрием Андреевичем Козеком в имении Осмиговичи.

2 октября 1571 года во Владимире-Волынском был избит и ограблен урядник князя Иван Келемет с семьей. Он посетил город по служебной необходимости: в суде рассматривались бумаги по очередной тяжбе против Курбского. Когда, решив все дела, он отправился обратно, внезапно выяснилось, что Иван Келемет – личность во Владимире-Волынском необычайно популярная. Ради него звонили колокола, а ландвойт Маковский приказал запереть городские ворота, чтобы не выпустить дорогого гостя. За Келеметом погналась толпа горожан. Он сумел-таки выехать из города и около мили удирал по полю от преследователей, но был настигнут. Его, жену и слуг били, с них срывали одежду и драгоценности, пытались сломать бричку и украли из нее сундук с имуществом и шкатулку с деньгами. Келемету сильно повезло, что он сумел-таки вырваться от нападавших и бежать. Однако представители местных властей, «по ненависти», не хотели брать у него жалобу на нападение и грабеж. Заявление урядника во Владимире просто не приняли, и ему пришлось довольствоваться записью о происшествии луцкого старосты[187].

Келемету в этот раз повезло. Но в конце концов он не сносил головы. Владимир-Волынский оказался для него роковым городом. 9 марта 1572 года, во время очередной поездки, он был убит.

Келемет приехал во Владимир для разбирательств по очередной судебной тяжбе Курбского с городским писарем Якимом Васильевичем, а также для закупки зерна. Он остановился в доме мещанина Василия Капли и расположился со своими спутниками на отдых, который, однако, оказался непродолжительным: во дворе раздались шум, лошадиное ржание и громкие ругательства. Келемет выглянул в окно и обнаружил группу людей, привязывающих лошадей. К своему ужасу, он узнал в них слуг князя Булыги, с которым у его господина, Курбского, были неприязненные отношения. К тому же ругань и гогот слуг перекрывали пьяный рев самого Булыги, явно искавшего подходящий объект, чтобы покуражиться всласть.

Келемет попросил Каплю тихонько перевести его на другую квартиру, поспокойнее. Капля так и сделал, но это не осталось незамеченным для слуг Булыги. Они были столь же нетрезвы, как и их господин, и жаждали общения. Слуги вломились в комнату на новой квартире, куда еще не успел переехать Келемет. Капля пытался их урезонить, но они нарывались на ссору. Крича, что никуда не уйдут из-за какого-то «москаля», слуги кинули в Келемета бутылкой с водкой. «Москаль» не полез в карман за словом, дав исчерпывающую непечатную характеристику всем присутствующим. Началась драка, затем засверкали ножи и сабли. Хозяин дома спрятался под лавку, а Келемет геройски вышвырнул дебоширов из квартиры. Он запер двери, но слуги Булыги крикнули подмогу, взялись за оружие, стали рубить бердышами окна и двери и стрелять из луков и пищалей. Улучив момент, из окон стали выпрыгивать слуги Келемета. Убийцы с радостными воплями гонялись за ними по всему рынку.