— Батюшки! — воскликнула Драгомира, обнаружив в небе силуэт Дракона. — Это еще что?

— Похоже, дракон, моя дорогая Драгомира, — с добродушным юмором ответил Нафтали.

— Для понимания вашего есть уточнение важное, — вмешался с окошка Фолдингот. — Взгляд ваш имеет встречу с Драконом Чернильным, что спал в душе у сына Старой Лучезарной.

— Господи, Павел! — обомлела Драгомира.

Значит, Павел жив… Бабуля Поллок глубоко вздохнула, борясь с внезапным головокружением. Ее единственный сын. Она так боялась его потерять…

Дракон немного покружился над Бигтоу-сквер, выжидая, когда на площади никого не будет. Ехавшая по площади машина исчезла в одной из боковых улиц, и Дракон смог, наконец, приземлиться.

Участники экспедиции мигом спрыгнули на землю и помчались к пятерым Беглецам, поджидавших их на крыльце дома.

— Бабуля! — Окса кинулась бабушке в объятия.

— Внученька, наконец-то… Господи… В каком ты виде… — Бабуля Поллок оглядела осунувшееся, усталое и чумазое лицо своей лапушки. — Но… твой отец?

Несмотря на огромную радость, Драгомира невольно волновалась за Павла, постепенно принимавшего человеческую ипостась.

Окса, повернув голову, поглядела на приближающегося отца.

— Папа был обалденным, если бы ты его только видела, ба! Он дрался, как лев, я им так горжусь! Без него мы бы сто раз погибли!

Драгомира, улыбаясь, обняла сына с внучкой, одновременно обегая глазами остальных. Вон та красивая дама, обнимающая Зоэ, наверное Реминисанс…

— Чудесно… — выдохнула Драгомира, не прерывая, однако, осмотра.

На крыльце слышались звуки поцелуев и звенящий смех.

Но Драгомира ничего этого не слышала. Она будто резко оглохла от ужаса внезапного осознания.

— Пойдемте внутрь! — громко сказала она, пытаясь скрыть слезы. — А то нас кто-нибудь заметит…

— Да ты что? — расхохоталась Окса. — Нынче ночью с незаметностью у нас все просто зашибись!

— Вы полагаете, что этот дракон незаметный? — подал голос Простофиля. — Вы ненаблюдательны!

Окса, взволнованная тем, что наконец-то выбралась из чертовой картины, покатилась со смеху и пошла за Драгомирой, которая так твердо сжимала ей руку, будто хотела больше никогда ее не выпускать.

Едва они оказались в гостиной, как отсутствовавшие тут же принялись взахлеб рассказывать о своих приключениях. До момента, пока Окса вдруг не сказала:

— А мама? Она же еще не знает! Пошли, пап, сделаем ей сюрприз!

И она решительно направилась к лестнице наверх.

Драгомира, застыв, с ужасом смотрела, как внучка взбегает по ступенькам на другой этаж. Нафтали и Брюн тоже замерли с тоскливым видом, а Жанна расплакалась. Гюс недоуменно посмотрел на нее.

— Что-то с Мари? — тихонько спросил он.

Жанна не смогла выдавить ни слова, лишь безнадежно поглядела на сына большими грустными глазами. Этот краткий безмолвный диалог не ускользнул от Павла, и он побледнел.

Повернувшись к Драгомире, он схватился за стену, чтобы не упасть, и с трудом выдавил:

— Мари здесь нет, так? Она в больнице?

Бабуля Поллок рухнула в кресло, схватившись за сердце.

— Нет… — только и смогла выдохнуть она. Павел посерел.

— Она…

Роковое слово застряло у него в горле, едва не задушив. И в этот момент в гостиную вернулась взволнованная Окса.

— А где мама? — девочку трясло. — Бабуля? Где мама?

Драгомира закрыла глаза, неспособная вынести боль в глазах сына и внучки. Неожиданно для всех заговорила Зоэ.

— Это не то, что вы думаете, — она подошла к Оксе с Павлом. — Мари не умерла. О ней очень хорошо заботятся, она под хорошим присмотром, не волнуйтесь…

После этих слов у Павла отлегло от сердца, а Окса воскликнула:

— Кто заботится?!

Драгомира собрала все свое мужество и выпалила:

— Изменники. Они ее похитили.

От этого заявления вышедшие из картины Беглецы дружно впали в ступор.

Но хуже всех отреагировала Окса. В первый миг девочка онемела от ужаса, а потом забилась в истерике, рухнув на пол. Зоэ, Тугдуал и Гюс мигом подскочили к ней и принялись утешать, отлично понимая, что это невозможно.

— Мама! — голос Павла звенел от ярости. — Как ты это допустила?!

Драгомира лишь посмотрела на него, не способная ничего сказать в свою защиту.

Тут подошел Фолдингот, его личико опухло от слез.

— Познали Беглецы великие утраты, — сообщил он Павлу. — И души их страдания полны. Однако ваша личная утрата не конечна, и должно вам держаться молодцом: супруга сына Старой Лучезарной и Юной Лучезарной мать, конечно, здоровье хрупкое имеет, но должный есть за ней и бдительный уход. Кульбу-Горлан то подтвердил в своем докладе. Анники, внучка Агафона-Изменника, искусством ухода за больными владеет, и можете уверенными быть: Изменники отлично понимают всю ценность пленницы своей. И никогда угрозы жизни там ее не будет. Позволит посему слуга ваш дать совет: необходимо осушить вам слезы, поскольку мужество и силы нужны для вызволенья супруги вашей из рук Изменников. А главное, не добавляйте всем страданий упреками: сражалась аки львица Старая Лучезарная с Изменниками, и жизни чуть при этом не лишилась! Но силы не хватило ей, явили здесь Изменники жестокость преогромную и хитрость. Должны вы твердо понимать неравность битвы той. И шансы Старой Лучезарной малы там были, хоть сила воли велика ее безмерно.

После объяснения Фолдингота выражение лица Павла с гневного недоумения сменилось на страдальческое.

Драгомира с трудом встала и с умоляющими глазами протянула руки к сыну. Павел поколебался, но потом отвернулся и обнял Оксу.

— Фолдингот прав, — вклинился Нафтали. — Мари слишком ценный заложник, чтобы Изменники рискнули подвергнуть ее опасности. Конечно, я не могу сказать, что она в хороших руках, но искренне считаю, что Изменники очень хорошо о ней заботятся.

— Этого вообще не должно было произойти! — взорвался Павел, метнув на мать убийственный взгляд. — Зря я на тебя положился!

— Павел… — простонала Драгомира.

— Прекрати, Павел! — жестко осадил его Абакум. — Ты отлично понимаешь, что Драгомира сделала все возможное, чтобы этому помешать!

— Ну, так, может, ей вообще не стоило вмешиваться, раз все пришло вот к этому! — ядовито бросил Павел.

— Значит, надо идти за мамой! — всхлипнув, неожиданно вскричала Окса. — Это самое главное! Так что перестаньте ссориться!

Беглецы переглянулись в холодном молчании, нарушаемом лишь судорожным дыханием Юной Лучезарной.