Но вот незадача: все эти симптомы и симптомчики, причастные к обычным болезням, имеют мало чего общего с тем состоянием, в которое впал император в начале января 1725 года.

И началось это пронзительное недомогание весьма стремительно. Тем более что в последние годы жизни Петр вовсе не производил впечатление человека, собирающегося вскоре умирать. Как сообщал в донесении в Париж де Кампредон: «Царь не хочет и слушать ни о чем, кроме развлечений и прогулок». Сразу после простуды, схваченной на льду Невы во время церемонии Крещения 6 января, он быстро пришел в себя и отправился по «ассамблеям», так назывались у него пьянки-гулянки. Побывал на свадьбе у своего денщика Василия Поспелова, посетил пир у графа Петра Толстого, заехал выпить к адмиралу-норвежцу Корнелиусу Крюйсу, первому командующему Балтийским флотом, а поутру отправился к контр-адмиралу Науму Сенявину…

И тут, в ходе этих неустанных, путаных похождений монарха, что-то странное и непредвиденное произошло. 16 января Петру без видимых причин стало гораздо хуже. Царь впал в прострацию, принялся бредить, начался сильный озноб. Плюс еще жар и задержка мочеиспускания. Как скажут потом летописцы: «Смерть постучалась в царские ворота». Чем был вызван этот пароксизм? Существует версия о том, что накануне Петра Алексеевича угостили необычайно вкусными конфетами – царь был жутким сладкоежкой. После дегустации у него начались рвота и жжение внизу живота. Руки онемели и ногти посинели. Чем не классические симптомы отравления ртутью или мышьяком? Естественно, яд усугубил воспалительные процессы в подорванном всевозможными излишествами организме царя, в частности – в мочевом пузыре.

Но через сутки больной пришел в себя и, лежа в постели, принимал министров. Петр вовсе не собирался прощаться с жизнью, он встречал гостей, долго беседовал с ними, обсуждал государственные дела… И ни разу не заговаривал о необходимости составить завещание. Однако, сообщает о царе де Компредон, «в ночь с 20 на 21 с ним сделался жестокий припадок задержания мочи…» И здесь не может не быть заметной невероятная медлительность и некомпетентность дворцовых медиков. Придворные эскулапы братья-немцы Иоганн и Лаврентий Блументросты продолжали лечить императора натирками и травами, когда надо было действовать хирургически.

Именно о таком методе лечения заявил Петру итальянский доктор Иоанн Аццарити, имевший частную практику в Санкт-Петербурге, (В записках из России де Кампредон называет итальянца своим лечащим врачом.) Итальянец, близкий приятель де Кампредона, предложил извлечь из мочевого пузыря царя застоявшуюся в нем урину, то есть – предупредить воспаление, а затем приняться за лечение… Но придворные медики побоялись взять на себя ответственность за операцию и не захотели следовать рекомендации стороннего специалиста Аццарити. Приступ следовал за приступом. Пётр I испытывал страшные мучения…

Хронику медленного умирания Петра Великого можно было бы подробно продолжать. Но нас интересуют не медицинские сводки, а несколько другие, более странные, детали.

Лихорадка менялась «операцией» – извлечением гнойной урины с помощью катетера, – с острой задержкой мочи приходила боль с такими криками, что их слышно было едва ли не во всей столице… 24 января Петру стало легче: судороги прошли, боль утихла, лихорадка спала. Любопытна реакция на эту новость французского дипломата, буквально час за часом отслеживавшего происходящее в Зимнем дворце. Де Кампредон выражает уверенность, что царь через считаные дни вернется к исполнению своих монарших обязанностей, и замечает, что это не может не пугать Екатерину и Меншикова.

«Царица и ее друзья, – пишет Людовику XV де Кампредон, – опасались, как бы слабость духа, подавленного бременем страшных страданий, не побудила его изменить как-нибудь свои прежние намерения». Иначе говоря: как бы Петр не написал завещание! В нем, натурально, и намека не будет о Екатерине на русском престоле, не говоря уже о Меншикове рядом с ней.

26 января император приободрился и, ощущая, что идет на поправку, решил заняться делами. Потребовал себе письменный прибор, но перед тем, как сесть за бумагу, решил подкрепиться. Ему подали разварную осетрину с гречневой кашей на воде и заправленной гусиным салом. Согласитесь, блюдо не самое острое, но и не диетическое на сто процентов. И тут у Петра I, еще не успевшего отобедать до конца, неожиданно начался судорожный приступ. И какой! На два с лишним часа император потерял сознание. А когда пришел в себя, оказался неспособным говорить и издавал только глухие, невнятные звуки. Наверное, это были стоны от вернувшихся болей. К тому же перестали двигаться правые рука и нога царя.

Неужели инсульт? Или нечто другое? Едва заметным движением левой руки Петр показал, что ему нужна бумага. Ее дали, и царь вывел на чистом листе: «Отдайте все». Всего два слова. Что бы это значило?.. На большее сил у первого российского императора не хватило. Дыхание его прервалось. Он умер 28 января 1725 года, в 5 часов и 15 минут утра, так и не успев написать свое заветное завещание.

Тихий вопрос: что за кушанье подали Петру так вовремя? Едва император собрался, наконец-то, зафиксировать свою последнюю волю – как вот вам! Горячка, паралич и бред… Не добила ли окончательно царя новая порция яда? Помимо Екатерины и Меншикова лиц, заинтересованных в скорейшем уходе царя, было предостаточно: и его личных врагов, с которыми он расправился за последние годы, и агентов иностранных держав.

Англия? Почему бы и нет? Петр как раз собирался воевать на Кавказе, задумывал поход в Персию, который в случае успеха мог бы вывести Россию к Индийскому океану. К пока что заповедной зоне влияния британцев. (Эта мечта была и у потомка Петра императора Павла.) К тому же царь проявлял интерес к Американскому континенту. Его захватила идея прокладки сухопутного маршрута в эти края – и тут же начались «почечные колики». Русские казаки в Калифорнии и на Аляске – не попытка ли это России окружить Британскую империю со всех сторон? В декабре 1724 года Петр поручил Витусу Берингу открыть путь в Индию через Ледовитый океан, а 28 января 1725 года Петр внезапно умирает. Странное совпадение, не правда ли?