– Да, я это и имею в виду, – согласился Саша.

– Заключенные некоторым образом финансируют и эти стройки.

– Что?… Это смешно.

– Я не шучу. Это правда! Я подчеркиваю, что заключенные финансируют все эти затеи лишь частично. На строительстве задействованы сотни тысяч, а на строительстве БАМа работало полтора миллиона заключенных. Как только заключенный попадает на стройку, он получает от лагерной администрации почтовую открытку следующего содержания:

«Мои дорогие!

Сообщаю вам, что я здоров, посылаю вам свой новый адрес: БАМ, почтовый ящик № 21311161. Прошу ежемесячно высылать по этому адресу немного денег, так как в ларьке я могу покупать самые необходимые продукты и табак.

С приветом…».

Заключенному оставалось только подписать открытку и дописать свой домашний адрес. Почти все родственники, несмотря на то, что и сами голодали, спешили что-нибудь послать несчастному. Уже через неделю в банк на счет лагеря поступали почтовые переводы на сумму от 50 до 1000 рублей. Но заключенный только в исключительных случаях получает небольшую часть этих денег. Заключенному нужно было три месяца подряд выполнять норму на сто процентов, чтобы он мог снимать со своего счета 50 рублей в месяц. Но какой заключенный может три месяца подряд выполнять норму? Иногда все-таки случается, что он получает свои 50 рублей, и тогда он снова требует деньги от родных. Большинство же родственников, даже не дожидаясь подтверждения о получении денег, продолжает слать все новые суммы. У заключенных нет возможности писать, и роспись на почтовом переводе чаще всего является единственным доказательством того, что заключенный жив, пускай даже эту роспись поставил лагерный бухгалтер, так собираются сотни миллионов рублей, которыми распоряжается лагерная администрация.

Но это только один способ.

Назову еще один. Уже стало традицией для рабочих и служащих предприятий ежегодно обращаться к правительству с просьбой о новом займе, который им необходим для «скорейшего построения социализма». Советское правительство, естественно, не может отказать в такой просьбе и спешит удовлетворить требование трудящихся. Каждый рабочий, служащий и колхозник добровольно вкладывает в этот займ свой месячный заработок. Эта сумма, вычитаемая из зарплаты, распределяется на десять одинаковых взносов. Знаешь ли ты, что и заключенные добровольно ежегодно делают взносы в этот займ? Но, поскольку у заключенных нет постоянного заработка, эти взносы берутся из средств, которые им присылают родные. А это в сумме составляет сотни миллионов рублей в год…

– Я чувствую, что ты прав, но…

– Подожди, это не все. Ты знаешь, чем обычно заканчивается каждый приговор? Конфискацией всего имущества. Люди, осужденные в Советском Союзе, не являются миллионерами, но у каждого из них, особенно у интеллигенции, есть мебель, часы, картины, драгоценности. На чем держится НКВД? Ведь с собой запрещается брать даже пару старых сапог. Таким образом собираются новые сотни миллионов.

– Ты преувеличиваешь, Карл, – рассмеялся Саша.

– Я докажу тебе это! Во всех крупных городах, особенно в Москве, есть антикварные магазины. Там можно купить бриллианты, украшения из золота, картины, фарфор, ковры, даже старые иконы. Откуда берутся эти вещи? Все это конфискованное имущество, за продажу которого правительство получает доллары, фунты и марки. Это миллионы рублей ежегодно! Не нужно забывать и о деньгах, конфискуемых после ареста.

– Это изощренный способ.

– Способ? Слишком мягко сказано! Это государство, которого нет на географической карте. Называется оно ГУЛАГ. А жители этой великой страны, которых, по подсчетам 1938 года, было двадцать один миллион, называются заключенными. К ним еще следует прибавить и восемьсот тысяч «свободных поселенцев», работающих в управлении, охране, в политических отделах и т. д.

– А какова структура этого ГУЛАГа?

– Но ты же был наркомом, ты должен это знать.

– Тебя удивляет, что я, как бывший нарком, не знаю структуру ГУЛАГа? Ты пойми, что, кроме Сталина, в это было посвящено всего лишь три-четыре наркома. Остальных такие вещи не должны были интересовать.

– А структура почти такая же, как и в Совнаркоме. Разница лишь в названиях. ГУЛАГ (Главное Управление лагерей) имеет разные министерства, как настоящее государство. Я тебе перечислю только самые значительные: Гулаг деревообрабатывающей промышленности, Гулаг дорожного строительства, Гулаг цветных металлов, Гулаг нефтяной промышленности, Гулаг по горному делу и т. д. В ГУЛАГе есть коллегия, куда входят начальники специализированных Гулагов. Это что-то вроде Совета Министров.

– Но этому никто на свете не поверит.

– Да, самое страшное, что об этом знает лишь небольшое количество людей на свете. В Москве работают или приезжают на несколько дней иностранные корреспонденты. Один хвалит, другой критикует. Но что можно прочитать в этих критических замечаниях? Кто-то из них обратил внимание на то, что люди в Москве одеты не по последней моде. Другим не нравится то, что в магазинах недостаточно товаров. Третьему не по душе гостиничный номер, в котором он остановился. И об этом читают за границей. И какая реакция у людей? Не так хорошо, как у нас, но и не так плохо. То же самое относится и к дипломатам. К примеру, приезжает в Москву какой-нибудь опытный дипломат, побывавший до этого в Вене, Берлине, Токио и Риме. Он регулярно отсылает отсюда сообщения своему правительству. Правительство эти сообщения принимает за чистую монету; да и как иначе! Но, по существу, это все ерунда. Все эти люди не имеют представления о том, что происходит в стране, в которой они живут многие годы.

– Но это же умные люди, почему они ничего не понимают?

– Чтобы узнать все, что здесь происходит, нужно оказаться в нашем положении.

– Хотел бы тебе напомнить, что некоторым людям, отсидевшим в лагерях, посчастливилось уехать за границу и обо всем написать. Я вспоминаю какого-то поляка, побывавшего на Соловках и опубликовавшего на родине книгу о своих страданиях.

– Все это так, но большинство людей не верит этому, а те, которые верят, говорят, что это внутреннее дело России и что их это не касается.

– А как быть с политиками? Я не могу поверить, что такие люди, как Черчилль, Рузвельт, Спак и другие, не понимают этого, пусть даже они и не все знают.

– Многие политики догадываются, хотя бы в общих чертах, о том, что здесь происходит. Но сиюминутные интересы собственной страны ставятся ими выше мировых интересов и они не задумываются над тем, что завтра нечто подобное может случиться с венграми, послезавтра с поляками и остальными.

Было поздно. Я вернулся в свой барак. Разговор с Сашей позволил мне хотя бы на короткое время забыть о том, что мне еще целых десять лет предстояло оставаться узником Сталина. Я не мог заснуть до утра. Утром я встал уставшим, с головной болью. Мои товарищи думали, что я удручен из-за приговора. Но я больше не думал о том, что вчера получил новых десять лет.