И тут раздался грохот, я оцепенела, решив, что в меня уже стреляют, но это Вильгельмина колотила в дверь. Она снова грохнула кулаком, и дверь открылась. Воспользовавшись голосами как шумовым прикрытием, я закрыла заднюю дверцу пикапа, прошмыгнула по подъездной дорожке и дальше, на улицу. Фонари здесь не горели, но светила полная луна, и я увидела, как силуэт Бьюти исчезает за углом в конце улицы. Я пустилась за ней, оставляя за собой цепочку из сухарных крошек – чтобы найти дорогу назад.

Единственное окно в доме, куда вошла Бьюти, оказалось в дальнем конце стены. Маленькое и узкое, оно находилось ужасно высоко, под самой жестяной крышей. Надо найти, на что встать, иначе мне не дотянуться. От двери, в которую то входили, то выходили какие-то люди, окошка не было видно.

Я оглядела земляной двор в поисках лестницы или какой-нибудь тумбы, и хотя забит он был не хуже обычной свалки – ржавые кровати, автомобильные запчасти, непонятные железяки, – я не смогла высмотреть ничего, что помогло бы мне взобраться к окну. Но я продолжала искать и у стены уличного нужника наткнулась на груду ящиков из-под пива и больших бидонов.

Если встать на бидон, подняться на цыпочках, то может получиться.

Музыка и смех, доносившиеся изнутри, заглушали шум, с которым я, пыхтя, волокла пустой бидон к стене. Понадобилось немало времени, чтобы пробраться по лабиринту из мусора. От усилий я вспотела, шерстяная шапка колола лицо, и я с трудом подавляла искушение сдернуть ее. Поставив наконец бидон у стены, я взобралась на него. И хотя я старательно тянулась на цыпочках, добраться до окошка не сумела. Требовалась подставка повыше.

И вот, исследуя закоулки двора, я увидела его – белый фургон с красной надписью “Установка сантехники”. Он стоял в самом темном углу, прятался в тени. Я посмотрела на номер. ВВМ676Т. Та самая машина, на которой мужчина увез Бьюти, завязав ей глаза.

Что он здесь делает? Приехал, потому что знал, что Бьюти тоже здесь будет?

Бьюти не рассказывала мне, куда ездила, а я не спрашивала, иначе пришлось бы признаться, что я шпионила за ней. Но я сразу поняла, что это плохой человек и то, что он отирается рядом с нами, тоже плохо. Он меня пугал.

Я обогнула фургон и обнаружила калитку – она вела на другой участок, а по ту сторону забора высилась груда кирпичей. Я откинула щеколду и шмыгнула в калитку. За три ходки я притащила шесть кирпичей, поминутно замирая и прислушиваясь. После чего заперла калитку. Кирпичи, уложенные на крышку бидона в два яруса, решили проблему – я залезла на бидон и смогла наконец заглянуть в окно.

19 марта 1977 года

Соуэто, Йоханнесбург, Южная Африка

Темное закопченное помещение. Стены цвета авокадо кажутся черными по углам, куда не достает свет от свечей. Сигаретный дым висит туманом. Я прохожу через дымное марево, несколько голов поворачиваются мне вслед. Меня окидывают быстрым взглядом и так же быстро теряют интерес, что меня вполне устраивает. Людей тут предостаточно, но я не вижу никого, кто соответствовал бы описанию Мфо.

Надо выбрать, где сесть. Диваны в углу кажутся слишком уютными, и если я сяду на один из них, то моя напряженная поза будет бросаться в глаза. Пивные ящики, служащие табуретами у низкого стола, явно неудобны, да и на таких обычно сидят молодые мужчины, играют в карты и кости. Я выбираю один из нормальных столов у стены и сажусь так, чтобы видеть дверь.

Белая свеча воткнута в зеленую винную бутылку. От пламени исходит легкий, почти незаметный жар. Свеча не враждебна, как подожженные магазины или полицейские машины; она не обращается в дым, подобно мечтам. По помещению гуляет сквозняк, и крошечное пламя изгибается. Оно танцует томно, почти чувственно вокруг фитиля – пятнышко огня словно подрагивает в такт моему медленно бьющемуся сердцу. Зрелище завораживает: оранжевое, золотое, желтое, синее и зеленое пламя, и пурпурный всплеск – в самом сердце; кончик огня то рвется вверх, в мольбе, то опадает в торжественном “аллилуйя”. Я смотрю на усики дыма, а пламя пожирает само себя.

– Sawubona, mama[108]. – Из грез меня выдергивает молодая женщина.

Она говорит на зулу, но я понимаю ее. Все наши языки накладываются друг на друга, словно слои тумана на горных вершинах.

– Добрый вечер, дитя мое.

– Что будете пить сегодня вечером, мама?

– Боюсь, я не из тех, кто что-то пьет. Я просто жду друга.

– Все, кто приходит в “Бум-Бум”, что-то пьют, мама. Иначе Жирняга укажет вам на дверь.

– В таком случае – что у вас есть?

– Вино, джин, виски, бренди, umqombothi…[109]

Я прерываю ее речитатив:

– Тогда маленький стакан umqombothi.

Девушка смеется.

– Жирняга – большая женщина, мама, и верит в большие стаканы. Здесь ничего маленького не найдешь.

Африканское домашнее пиво нелегально так же, как нелегален сам шалман, потому что правительство хочет зарабатывать деньги на государственной продаже пива в государственных пивных. Доход от продажи пива идет в государственную казну, так что я не хочу пить это пиво из принципа. Многие считают, что правительство апартеида не запрещает африканцам пить алкоголь, потому что жалеет чернокожего и позволяет ему это единственное удовольствие. Но на деле государство поощряет пьянство в пригородах, потому что знает: если подавляемые и эксплуатируемые тратят свои тяжким трудом заработанные гроши на выпивку, их легче контролировать и держать в узде.

Молодая женщина возвращается с сорговым пивом, вытирает стол, ставит стакан. В эту минуту от проигрывателя в углу раскручивается знакомый свирельный мотив: Элиас и его группа “Зиг Заг Джайв Флют” начинают “Том Харк”. Я пробую кислое пиво, и ноги мои сами собой притопывают под столом. Когда Долли Ратебе запевает “Мидоулэндс”, я уже выпила полстакана и расслабилась.

Через некоторое время какой-то мужчина в синем галстуке останавливается у моего стола и смотрит на меня сверху вниз:

– Пейшенс?

Я почти уже помотала головой, как вдруг вспоминаю, что это мое фальшивое имя. У мужчины светлая кожа, он в очках – точно как Вильгельмина его описала.

– Мфо?

Он улыбается и выдвигает стул.

– Простите, что опоздал, но мне пришлось проделать долгий путь, чтобы добраться сюда. Tsotsis[110] рыщут стаями – сегодня субботний вечер, все идут домой с заработком за неделю.

– Я рада, что вы добрались без приключений. Простите, что я пью. Без заказа мне не разрешили бы тут сидеть.