Пусть у вас все получится. Удачи.

Бьюти улыбнулась.

– Hamba kakuhle, – ответила она.

Оставайся в здравии.

Но я, конечно, не собиралась нигде оставаться.

Я заняла позицию на парковке, спрятавшись за желтым “фордом-эскорт”; периодически я выглядывала из-за багажника, выискивая пикап Вилли. Кузов ее пикапа был крытый, и что там внутри, снаружи было не разглядеть. Вилли вечно возила припасы туда-сюда, и я рассчитывала, что если в пикапе, как всегда, полно всякой всячины, то я легко спрячусь между коробками, так что она не увидит меня в зеркало заднего вида.

Морри нигде не было. Я не понимала, это он так ловко спрятался, просто опаздывает или вовсе струсил. Доискиваться до истины не было времени – bakkie как раз с ревом завернул на парковку и, взвизгнув шинами, остановился у задней двери. Вилли посигналила, и дверь открылась. Вышла Бьюти и направилась к пассажирскому сиденью.

Когда Бьюти села, машина заскрипела – это Вилли переключила на задний ход, пикап попятился. Пора было начинать представление. Если Морри рассчитал время неправильно, то он или погибнет, или явится слишком поздно, и все пропало.

Кузов уже находился в каких-то дюймах от моего укрытия, дверца так и приглашала распахнуть ее. Коробка скоростей снова протестующе заскрипела; когда первая передача наконец включилась и bakkie дернулся вперед, возник Морри – вынырнул из ниоткуда прямо перед машиной. Раздался громкий удар – это он хлопнул рукой по капоту, – и фургон резко встал.

Морри издал крик, от которого кровь застыла у меня в жилах, и я чуть не уронила сумку. Мой друг или был прирожденным актером, или вправду серьезно ранен. Обе дверцы распахнулись, Бьюти и Вилли вывалились из машины и бросились к Морри. Тут я прокралась вперед и аккуратно повернула ручку задней дверцы. Я попросила Морри шуметь как можно громче, чтобы замаскировать любые звуки, которые могут меня выдать, и теперь он выкладывался по полной.

– О боже! Больно! Как больно! Что это за свет в конце тоннеля? Неужели я умер?

Ручка отказывалась поворачиваться. Я сильнее потянула ее вниз, но она не поддавалась.

Морри продолжал завывать, и пронзительный голос Вилли усилил какофонию.

– My magtig, я тебя не видела! Боже мой, я не видела, откуда ты взялся. Как ты? Можешь встать?

Я дернула ручку изо всех сил. Не получается. Если Вилли заперла дверцу, остается только отменить план. Я выглянула из-за машины и с облегчением увидела, что Морри встает. Бьюти поддерживала страдальца, отряхивая его.

– Сколько пальцев я показываю? – спросила Вилли. – Где-нибудь кровь? Как ты думаешь, у тебя ничего не сломано?

Время утекало. В последней отчаянной попытке я дернула ручку вверх, а не вниз, замок немедленно поддался, и дверца отворилась. Я залезла внутрь, согнулась и потянула дверь, она закрылась. Удача была на моей стороне – кузов оказался забит коробками и бугристыми мусорными мешками. Я заползла поглубже и устроила себе гнездышко. Все сработало отлично.

– Sjoe[107], посмотри, у меня руки до сих пор дрожат.

Голос Вильгельмины доносился до меня через приоткрытое окошко в перегородке, отделявшей кузов от кабины.

– Смотри на дорогу, – посоветовала Бьюти.

– My magtig! Я думала, что убила ребенка. Ты не видела, откуда он вылетел?

– Нет, и я думаю, что так и происходят несчастные случаи. Но с ним-то все в порядке. Не отвлекайся от дороги.

– Тебе не кажется, что следовало отвести его к маме?

– Он сказал, что с ним все в порядке. Я поговорю с ней потом.

Солнце уже село, и свет фар ехавших за нами машин волнами проходил по крыше пикапа.

– Что ты выяснила? – спросила Бьюти.

Вильгельмина прерывисто вздохнула и ответила:

– Один из моих контактов две ночи назад был в нелегальном баре в Мидоулэндсе. Как называются такие места?

– Шалман.

– Да, в шалмане, и слышал там разговор о трех женщинах-бойцах, которые прибыли из учебного лагеря. О таком обычно судачат, потому что женщины-бойцы – это необычно.

– А куда мы едем?

– В тот шалман. По словам моего агента, из разговоров выходило, что женщины собираются скрываться там несколько дней. Надо посмотреть, нет ли среди них Номсы.

– Ты говорила об этом Мэгги?

– Нет еще. Решила повременить.

– Спасибо, Вильгельмина.

– Ag, да не за что. Надеюсь только, что мы ее найдем.

– Ты не сможешь зайти в шалман со мной.

– Я все продумала. Остановлюсь в нескольких кварталах, возле дома одной нашей сотрудницы из приюта. Она знает, что я приеду. Постарайся только обернуться поскорее.

Машина остановилась, мотор умолк.

– Смотри – дом, что справа. Кабак называется “У Жирняги Бум-Бум”. Притворись обычной выпивохой, потому что, если начнешь задавать вопросы, о тебе тут же сообщат, и Жирняга выкинет тебя, потому как расспросы вредят бизнесу.

– Понимаю, – сказала Бьюти.

– Хорошо, что сегодня суббота, народу много, легче смешаться с толпой. Мфо говорил, что вернется увидеться с тобой. Сядь к нему и делай вид, что ты тоже учитель.

– Я и есть учитель.

– Ag, ты поняла, что я имею в виду. Если ты будешь сидеть с ним, это будет выглядеть не так подозрительно, как если женщина сидит одна. У него довольно светлая кожа, и он носит очки. На нем будет синий галстук, так что ты его узнаешь. Я сказала ему, что тебя зовут Пейшенс.

– Пейшенс?

– Чем тебе не нравится “Пейшенс”? Терпение есть добродетель, сама знаешь. Я просто не хочу, чтобы до Мэгги дошло, что ты продолжаешь задавать вопросы, так что фальшивое имя – хорошая идея. Увидимся, когда вернешься. А я загляну к Гертруде, скажу, что я здесь.

– Спасибо, Вильгельмина. Спасибо тебе за все.

– Ag, да не за что. Удачи.

Хлопнула одна дверь, потом другая. Я предположила, что Бьюти направилась в таинственный шалман, а Вильгельмина – в дом своей знакомой. У меня появился шанс незаметно выбраться из машины и последовать за Бьюти так, чтобы Вильгельмина меня не увидела.

Я подползла к боковому окошку и со скрипом открыла его, чтобы выглянуть. Похоже, мы остановились на короткой подъездной дорожке – назад уходила грунтовая дорога. К счастью, на улице никого не было – значит, мне не придется ждать, когда путь окажется свободен, ведь тогда я могут потерять Бьюти. Остаться одной на улицах Соуэто, в этом страшном месте, о котором я столько слышала, мне вовсе не хотелось.

Я пошарила в сумке. Мазаться черной ваксой не было времени, я натянула на голову черную шапку с прорезями для глаз, а на руки – черные перчатки. Белый ребенок в Соуэто бросался бы в глаза, а так я надеялась сделаться невидимкой. Сунув в карман мешочек с сухариками, я осторожно выбралась из машины.