— Элистер, их зовут Джеймс и Александрина. Как видишь, совсем не португальские имена, чтобы тебе легче было их произносить.

Я подняла, наконец, на него глаза — и в очередной раз почувствовала себя маленькой девочкой.

Он смеялся. Он опять надо мной смеялся.

— Никогда не слышал о близнецах — мальчике и девочке, Амалия. Я даже сначала не поверил. Как тебе это удалось?

— А что ты хочешь от сомнительной евразийки? Элистер, так это ты поставил дополнительную охрану возле моего дома?

— А что, у меня разве есть еще дети? Конечно, поставил.

— Боже мой, как? Когда?

Элистер зашвырнул окурок далеко на паданг. Он был счастлив, как мальчишка. Да нет, он и был мальчишкой, и всегда им останется. Вот сейчас он отберет у того малыша воздушного змея и побежит с ним по траве…

— Потрясающая история. Наш корабль пришел из Коломбо, как и положено, в Джорджтаун. И, как плантатор, который якобы начинал свою карьеру с Малайи и ее каучука, я пошел показывать город этой паре. Которая, понятно, задумалась бы, если бы я сбежал от нее один, этого никак не следовало делать. И, среди прочих мест, повел их в тот самый сикхский храм, где благодаря тебе просидел больше недели. Увидел некоего Санджива Сингха и сказал ему на тамильском: не подавай виду, только скажи: как эта женщина? И ты не представляешь — этот ветеран полиции, не переводя духа, сообщил мне буквально следующее: у вас сразу мальчик и девочка, сэр. Заметь, не «у нее» — «у вас», то есть у меня. И добавил: но ее сейчас нет в городе, она уехала по важному делу.

— Этот маленький городишка, боже мой! Впрочем, я бы не скрывала ничего, я только гордилась — но кто такой Санджив Сингх?

— Полицейский со стажем, все и всех знает. А дальше — никогда так быстро не думал, Амалия, и еще лицо надо было держать в порядке. Успел сказать: Санджив, я знаю ее важные дела, поставь

12 Амалия и генералиссимус к ней дополнительную охрану, вернусь — заплачу. У тебя, кстати, они ни цента не возьмут, даже не думай. А я вернусь — им отдам. Хотя я не владею «испано-сюизой», но сейчас не так уж и беден.

— И ты все это говорил при Джереми и Дебби, как бы их ни звали на самом деле?

— А что такого? Секунд сорок разговора. Половина Цейлона говорит на тамильском, так что для плантатора мои способности были вполне нормальны — вот только Дебби в храме было скучно, она вообще была недовольна, что я их туда потащил. И она немедленно выволокла нас на улицу и потребовала обезьян.

Я продолжала смеяться.

— Элистер, ты их скоро увидишь, Джеймса и Александрину. Лучшие дети в мире. И заплатишь этому Сандживу. Дай мне только завершить дело. А больше мне от тебя не нужно ничего. Станешь рыцарем, а я — миледи, хорошо. Нет — значит, нет. Времени у нас сколько угодно. Вся жизнь.

Змей мягко упал с неба, а Элистер замолчал надолго.

— А знаешь, ты права, — сказал он наконец. — Все, к черту. Где здесь католическая церковь? Они там свихнутся, в Дели, когда узнают.

— Какая католическая церковь?

— Любая, чтобы ты не меняла веру. И все. Хватит с меня славы. Она уже есть. Идем сейчас.

— Церковь вон там, на склоне того холма. Элистер, признайся, ты просто решил выучить еще и латынь? А потом, мы не можем сейчас идти с тобой в церковь. Потому что если я пойду покупать тебе свадебный костюм, ты меня убьешь. Спасибо, что простил за сигареты. А, так ведь все равно убьешь, поскольку у нас завтра прием в «Ротари», а туда все же надо надеть что-то приличное, даже британцу. Ага, поехали покупать этот костюм прямо сейчас, пока ты слабый и не можешь свернуть мне шею. Отдашь деньги, когда станешь рыцарем Британской империи. И извини, что не выдержала сегодня днем и накинулась на тебя. Восемнадцать месяцев с меня никто не снимал чулок… А ведь ты еще слабый.

Он медленно поднялся на ноги.

— Хочешь, скажу честно? Больше всего я хочу лежать сейчас рядом с тобой и читать книжку. Иногда спать. И снова читать. А днем — это кто на кого накинулся?

— О, о, книжка у меня есть. Жаль, нет первого тома. Там один рассказ…

— К черту этот рассказ, Амалия. Я уже его читал. Сейчас пора делать другой рассказ. Ничего не будем ждать.

— О, Элистер — но ведь у тебя, или у нас с тобой, через час-другой много коктейлей с восхищенной полицией… До книжки точно не дойдет, ты будешь ужасно пьян, я знаю этих людей.

— Я уже отказался, — быстро и резко сказал он. — Этого я не делаю никогда. Мне хватило, что тут вся полиция меня рассмотрела в лицо, и сейчас смотрят нам вслед, пока мы идем. Мне надо просто исчезнуть. А то на эти коктейли набьется весь город, все будут знать, как я выгляжу. А потом, на следующем задании…

Мы сделали еще несколько шагов, он уже уверенно мерил дорожку своими длинными ногами.

Потом остановился и повернулся ко мне, перестав улыбаться. Я бы даже сказала, что он растерялся.

— Да, да, Элистер, на следующем задании. На которое католика, женатого на евразийке, не пошлют.

— Такого агента, как я, женатого на таком агенте, как ты? Пошлют. Они все проглотят, Амалия. Всегда и во всем бывает первый раз. Мы уже победили.

— Ладно, ладно, мой дорогой — поехали, пока не закрылся «Робинсон», я как раз стояла там и думала, неделю назад, что если бы ты вдруг появился в этом городе, и надел один из тех костюмов, то я шла бы рядом с тобой и показывала всем язык.

— Обязательно покажешь, Амалия. Прямо завтра. «Ротари» — это ничего, это не то, что в толпе счастливых полицейских.

Мы переехали через мост, я медленно и аккуратно вела своего черного зверя туда, в духоту узких улиц, где пахло в эту пору только что сваренным рисом, где звенели колокольчики, а уличные торговцы сворачивали свои товары под навесами. Элистер обнимал меня за талию, и не только талию, но, кажется, один раз он чуть не заснул на седле.

Мы и правда никуда не спешили.

А над нами, и над толпой, была музыка.

— И мечтай обо мне, пожалуйста, мечтай обо мне, — почти проговорил из репродуктора над головой голос Руди Вэлли.

Тут осторожно прозвучали две неуверенные ноты — и соскользнули в медленный, медленный, такой, как я люблю, и грустный вальс.

— Спокойной ночи, моя любовь, усталая луна спускается, спокойной ночи, моя любовь — мое время с тобой подходит к концу, — спел голос, и заурчали органным металлом торжественные трубы большого бэнда. Мышата Микки и Минни, мы с Элистером, цветы бунга райя, вечерний разносчик наси лемака с его коромыслами — всех кружил прощальный вальс.

Потому что дело исчезнувших агентов подходило к концу.