— Северная часть подвала, с отдельным входом, тот тупичок, где четыре колонны, что там со стеной? — неожиданно спросил по-немецки Басалаев у отца Сильвестра.

— Сплошной кирпич, — ответил за священника Губерт Цахес. — То есть камень фундамента и кирпичная обложка.

Майор выдохнул с видимым облегчением.

— Капитан, нужны все люди, каких можно освободить от службы, — обратился он к Таланову и повелительно скомандовал Цахесу, снова перейдя на немецкий. — Ломы, молотки, кувалды, все, что есть из хозяйственного инвентаря.

* * *

Старинный, темно-коричневый, почти черный кирпич по прочности если и уступал железу, то совсем немного, но у людей, которые очень хотят жить, прибавляется и сил, и упорства. Кувалды в сильных солдатских руках поднимались и обрушивались, кроша кирпич, выбивая целые куски стены. В узком тупике могли работать не более трех человек одновременно, поэтому Таланов организовал команду из девяти человек, часто сменяющих друг друга в три смены. Работали почти вслепую, старенькая керосиновая лампа и так давала мало света, да еще и всепроникающая кирпичная пыль стояла плотной стеной, забивая глаза и суша глотки. Она оседала на одежде и голых торсах — в тесном помещении уже через несколько минут стало жарко, и большинство молотобойцев сбросили верхнюю одежду…

— Вот… — Цахес принес ворох какого-то тряпья. — Надо замотать лица, будет немного легче.

— Откуда?.. — Таланов не закончил вопрос, но Басалаев понял, даже несмотря на шум.

— Особый департамент! — Грохот разрушаемой стены пришлось перекрикивать в голос. — У нас карты всех крупных городов, включая подземные коммуникации, перед отъездом я просмотрел первоначальный план монастыря. Семьдесят лет назад он имел отдельный выход в канализацию, это когда городское самоуправление игралось в разные эвакуационные планы. Но после войны великие державы подписали Конвенцию, нужда отпала, а затем весь район перестроили по плану благоустройства города. Монастырь капитально переделали, а проход заложили, но на самых первых планах он есть. Мы с самого начала предполагали его как резервный путь.

— А дальше куда, есть план стоков и прочего?

— А вот этого уже нет. Просто пойдем на юго-запад, куда-нибудь да выйдем. Все лучше, чем отсиживаться или брести по верху.

— Разумно, — согласился Таланов.

Кладка распадалась на глазах, отдельные кирпичи один за другим падали на пыльный пол, усыпанный черными обломками. Теперь работали все: кто долбил преграду, кто растаскивал мусор. Через широкую пробоину уже можно было разглядеть что-то коричневое, с оранжевыми потеками.

— Ржавчина? — удивился капитан. — Железо?

— Тогда так было модно, — пояснил Басалаев. — Двери на манер морских люков со штурвалами. Надо найти веревку, чтобы дети взялись за нее, поведем как гусеницу. И где эти чертовы недомерки, из-за которых столько хлопот?

— Скажу местным, пусть займутся, — кивнул Таланов в сторону отца Сильвестра, тот стоял на первой ступеньке лестницы, ведущей в эту часть подвала, и, похоже, истово молился, перебирая не то четки с очень мелкими зернами, не то просто кусок веревки. — Проследи. Я оставлю первый взвод на карауле и пройду с разведкой, посмотрим, насколько там свободно.

— Добро, — отозвался контрразведчик. — Только будь там аккуратнее.

— Да, еще… — Виктор уже шагнул было к лестнице, но остановился. — «Геликоптер», «танки», «бетеры», «товарищ майор»… — Виктор испытующе поглядел на контрразведчика. — Кто он?

Только сейчас Басалаев понял, что они с Виктором как-то естественно, незаметно перешли на «ты», но чиниться не стал.

— Не могу, — честно и искренне ответил он. — Просто не могу сказать. Тогда трибунал нам обоим: мне за разглашение, тебе, чтобы больше никому не рассказал.

— А он этого стоит? — все так же испытующе, с непонятным жадным любопытством снова спросил Виктор.

— Да. Стоит, — сказал Борис Басалаев, хотя совсем не был в этом уверен.

В «сортирную разведку», как ее с ходу ернически назвали десантники, отправилось пять человек. Сам капитан, с ним ефрейтор Хоменко с ручным пулеметом и еще трое солдат с трофейными винтовками. Таланов рассудил, что случись что — в тесноте подземелий от вражеских малокалиберных скорострелок будет больше пользы, чем от штатных самозарядных «токаревок». Строго говоря, капитан не должен был идти в дозоре, но Виктор рассудил, что риск не слишком велик, а увидеть самому возможный путь отхода важнее.

Дверь, отделяющая подвал от коллектора, и в самом деле была похожа на старинный корабельный люк, из тех, что ставили лет пятьдесят назад на первых гражданских субмаринах. Солидная, прямоугольная, со скругленными углами и окантовкой на круглых заклепках. Прямо в центре торчал большой штурвал с множеством спиц и каким-то вензелем в середине. Хоменко, самый сильный из разведки, взялся за колесо и с натугой попытался провернуть его, но проржавевший механизм не поддавался.

— Дай-ка, — один из солдат передал товарищу оружие и наклонился за кувалдой. — Пару раз вдарим, и само пойдет.

— Ньет, — остановил его Цахес, с трудом выговаривая непривычное слово по-русски, видимо, набрался у Терентьева. Он вряд ли понял, о чем говорили солдаты, но жест истолковал верно. Толстяк добавил еще что-то уже на родном языке.

— Будет много шума, — перевел Басалаев. — Такое бывает — замок много лет не использовался, металл «притерся». Нажмите сильнее.

Солдат чертыхнулся, уронил кувалду и присоединился к Хоменко. Вдвоем они, покраснев от натуги, налегли на штурвал, и тот, словно сдаваясь, неожиданно тонко заскрипел, чуть поддался и затем неожиданно резко провернулся.

— Гасите лампу, — скомандовал Таланов, представив, какой отличной мишенью они станут на фоне освещенного входа. — Давайте фонарь. Ну… Открывайте — и с богом, — напутствовал он скорее себя и, с пистолетом наготове, первым шагнул в открывшийся проем.

Пропустив их, на той стороне сразу закрыли люк, оставив только узкую щель. Было темно и сыро, но не мокро. Капитан втянул влажный воздух. Пахло влагой и затхлостью, как это бывает в нежилых и непроветриваемых помещениях. В отдалении шумела вода — не капли конденсата, а настоящий поток, судя по звуку, что-то наподобие ручья. Таланов положил палец на кнопку фонаря и неожиданно понял, что ему до смерти страшно. Сейчас он включит свет и… что он увидит? Все нервное напряжение последних дней и часов воплотилось в древнем, идущем из самых глубин естества ужасе перед неведомым, прячущимся в темноте. Офицер почувствовал себя маленьким ребенком перед шкафом, в котором скрывается чудовище. Стоит только открыть дверцу и…

— Командир?.. — Шепот десантника за спиной вернул его к действительности.

— Сейчас, прислушаемся… — Виктор про себя обрадовался человеческому голосу, который стал словно соломинкой, переброшенной в загробный мир из мира живых. — Сначала слушаем.

Леденящий страх немного отпустил, но все равно Виктору пришлось взять фонарь крепче и нажать кнопку второй рукой, с зажатым в ней пистолетом, с силой надавив ребром ладони. Сердце поднялось уже почти к самому горлу и билось в сумасшедшем ритме. Наконец механизм слабо щелкнул и сработал.