После того как они бы выбрались нз Брно, им предстояло ехать вместе по трассе на Биловице до Крштины, а затем свернуть на восток в сторону Рачице.

Где-то по дороге на Рачице они должны были встретить на левой обочине припаркованную черную машину, скорее всего «фиат». Первые две цифры номера должны быть девять-девять. Водитель должен был читать газету. Им нужно было вылезти, Макс подойдет к нему и спросит, все ли в порядке. Мужчина за рулем должен был ответить, что его доктор запретил ему водить машину дольше трех часов подряд. Максу следовало сказать, что долгие поездки и вправду большая нагрузка на сердце. После чего водитель должен был показать им, где поставить фургон, и пригласить в свою машину для беседы.

– С кем вы встречались. Макс? Джим тебе это тоже говорил?

Нет, больше Джим ничего не сказал.

Вплоть до самого Брно все шло почти по плану, продолжал Макс. После того как он проехал Микулов, за ним какое-то время следовали двое мотоциклистов в штатском, которые менялись между собой каждые десять минут, но он списал это на счет своих австрийских номеров и особо не беспокоился. К полудню он с комфортом добрался до Брно и, чтобы не вызывать лишнего подозрения, поселился в гостинице, а затем зашел в ресторан выпить пару чашек кофе. Там к нему привязался какой-то местный актеришка, и Макс поведал ему обо всех превратностях торговли стеклянной посудой, а также о своей девушке из Линца, которая сбежала от него с каким-то американцем. Джим на первую встречу не явился, но часом позже у них был запланирован запасной вариант. Макс сначала подумал, что поезд опоздал, но Джим сказал только:

«Поезжай потихоньку», и он понял, что возникли какие-то проблемы.

Все случилось, как он и предполагал, сказал Джим. План изменился. Максу не стоит глубоко в это влезать. Он должен поскорее подбросить Джима к месту встречи, а затем затаиться в Брно до утра понедельника. Ему ни в коем случае нельзя вступать в контакт ни с кем из тех, кто связан с Цирком: ни с людьми из сети «Скорпион», ни с людьми из сети «Платон», ни тем более с пражской резидентурой. Если Джим не объявится в отеле к восьми утра в понедельник.

Макс должен выбираться любым способом, каким сможет. Если же Джим объявится, у Макса будет поручение: передать Хозяину послание Джима. Послание может быть очень простым, возможно, оно будет состоять всего Из одного слова.

Когда он доберется до Лондона, он должен лично прийти к Хозяину, договориться с Макфейдином о приеме и передать сообщение. Все ли ему понятно? Если Джим так и не покажется больше, Максу следует вернуться к своим делам" которые он оставил, и на все расспросы, как внутри Цирка, так и за его пределами, отвечать отрицательно.

– А Джим не сказал, почему план изменился?

– Джим волновал.

– Значит, что-то произошло с ним по дороге перед встречей с тобой?

– Может быть. Я говорю Джиму: «Слушай, Джим, я приезжал вместе. Ты волновал, я был „нянька“, я еду за тебя, стреляю за тебя, что за черт?» Джим разозлил, как черт, о'кей?

– О'кей, – сказал Смайли.

Они двинулись по дороге на Рачице и в конце концов нашли автомобиль с выключенными фарами, развернутый по направлению к проселочной дороге, уходившей в поле. «Фиат», две девятки на номерах, черного цвета. Макс остановил свой фургон и выпустил Джима. Когда Джим подошел к «фиату», водитель слегка приоткрыл дверцу, для того чтобы загорелся свет. На руле перед ним лежала раскрытая газета.

– Ты не рассмотрел его лица?

– Была тень.

Макс подождал; по-видимому, они обменялись паролями, Джим сел в машину, и они уехали по проселочной дороге, так и не включив фары. Макс вернулся в Брно. Он сидел в ресторане за шнапсом, когда во всем городе вдруг поднялся грохот. Вначале он подумал, что этот звук идет со стороны футбольного стадиона, но затем сообразил, что это грузовики: целая колонна их двигалась по дороге. Он спросил официантку, что происходит, и она сказала, что в лесу была какая-то стрельба и в этом якобы замешаны контрреволюционеры. Он вышел на улицу, залез в свой фургон, включил радио и поймал сводку новостей из Праги. Так он впервые услышал о генерале. Он подумал, что кругом уже стоят кордоны, да и все равно, по инструкции Джима, он должен был залечь на дно в гостинице и ждать до утра понедельника.

– Может быть, Джим посылал мне сообщение. А может, какой-нибудь парень из Сопротивления мог приходил ко мне.

– С этим одним словом, – тихо уточнил Смайли.

– Конечно.

– Он не сказал, какого рода это слово?

– Ты сходил с ума, – сказал Макс. Это было что-то среднее между утверждением и вопросом.

– Чешское слово или английское? А может, немецкое?

Никто так и не пришел, сказал Макс, не утруждая себя ответами на глупые вопросы.

В понедельник он сжег свой паспорт, по которому въехал, поменял номерные таблички на своем фургоне и воспользовался западногерманским паспортом, который у него имелся на случай побега. Вместо того чтобы ехать на юг, он двинулся на юго-запад, спихнул грузовик в кювет и пересек границу в автобусе на Фрайштадт; этот маршрут был в данной ситуации самым безопасным из тех, что он знал. Он чувствовал раздражение и недоумение и, чтобы немного развеяться, решил выпить и провести ночь с девчонкой. Во вторник вечером он добрался До Лондона и, несмотря на приказы Джима, решил все-таки попробовать связаться с Хозяином. «Это было чертовски трудно», – заметил он.

Он пробовал до него дозвониться, но дальше «мамочек» прорваться не смог. Макфейдина нигде поблизости не было. Он подумал было написать записку, но вспомнил о Джиме и о том, что никому в Цирке не полагается обо всем этом знать. Он решил, что писать записки слишком опасно. Тем временем в Эктоне прошел слух, что Хозяин болен. Он попробовал выяснить, в какой больнице тот лежит, но ему это не удалось.

– А как ты думаешь, люди из «прачечной» знали, где ты был?

– Мне тоже думал об это.

Он все еще продолжал размышлять, когда за ним прислали из Административно-хозяйственного отдела и попросили показать его паспорт на имя Руди Хартмана. Макс сказал, что потерял его, что, в конце концов, было почти правдой. Почему он не доложил о пропаже? Он не знал, что ответить.

Когда произошла пропажа? И на это он тоже не знал, что ответить. Когда он последний раз видел Джима Придо? Он не мог вспомнить-Его отправили в Саррат, в «ясли», но он был готов к этому и к тому же зол, так что через два или три дня допросов следователи выдохлись; а может, им дали команду прекратить дело.

– Я приезжал назад в Эктон, в «прачечную». Тоби Эстерхейзи дал мне сто фунт и сказал: пошелты к черту.

Вокруг пруда раздались радостные визги. Двое мальчишек утопили в воде большую глыбу льда, и теперь из проруби вырывались огромные пузыри.

– Макс, а что случилось с Джимом?

– Какой черт?

– Ты ведь знаешь, наверное, о таких вещах. Среди эмигрантов всегда ходят всякие такие разговоры. Что с ним случилось? Кто его выхаживал после ранения? Как Биллу Хейдону удалось выкупить его?