На мгновение Ястреб остановился.

А затем решительно направился к новому дому своей жены.

Вигвам был и в самом деле хорош — женщины потрудились на славу. Белоснежный, сшитый из выгоревших на солнце бизоньих шкур, он весь был разрисован картинками из жизни Ястреба, сначала ребенка, потом юноши, принимавшего участие в ритуальном Солнечном танце, храброго воина, сражавшегося против индейцев кроу. Картинки его отъезда со своим отцом; война белых, в которой он воевал против своих людей; брак и потеря любимых. Были и сценки, иллюстрирующие годы жизни в поместье Мэйфэйр; а вот картинка, запечатлевшая тот миг, когда он прибыл в лагерь своего деда вместе с новой женой. Тонкая, кропотливая и удивительно красивая работа.

Оторвавшись от созерцания рисунков, украсивших стены вигвама, Ястреб оглянулся и на секунду почувствовал невыносимую боль — ее здесь не было, убежала, скрылась неизвестно куда.

Однако как только глаза привыкли к полумраку — полупогасший костер давал совсем мало света, — Ястреб заметил какой-то сверток у одной из стен жилища.

Одеяло. И кто-то завернулся в него. Его жена. Да ведь уже очень поздно! Он и не заметил, как пролетело время. Сначала обряд, потом разговор с Бешеной Лошадью.

Ястреб приблизился к свертку, опустился на колени, и перед глазами засверкала золотая прядка волос. Она! Вздох облегчения вырвался из его груди. Точно услышав его, молодая женщина пошевелилась, беспокойно закрутилась, отпихивая ногами одеяло. Внутри вигвама было тепло, в центре разожжен огонь — тот, кто занимался этим, хорошо знал свое дело. На Скайлар было платье из оленьей кожи с красивой вышивкой — наверняка творение рук Быстрой Лани. Пока он сидел и рассматривал изысканное одеяние, глаза Скайлар широко распахнулись.

На мгновение Ястребу показалось, что тишину сейчас прорежет пронзительный вскрик. С запозданием он понял, что ее напугала его одежда дикаря — набедренная повязка, гетры, мокасины.

— Это я, Скайлар, — тихо проговорил он.

Она кивнула, не опуская глаз, все еще борясь со сном.

— Как вижу, день ты пережила.

Она снова кивнула, пристально разглядывая его.

— И мой дед оказался не так уж страшен.

— Твой дед очень мил.

— Он великий человек, необычайно мудрый. — Ястреб подождал, явно желая услышать ее мнение. — И его английский гораздо лучше, чем он пытается всех убедить, так что, уверен, вы без труда поняли друг друга.

— Без всякого труда.

— И скальп с тебя снять никто не пытался. Скайлар покачала головой.

— Но я видела…

— Что?

Она брезгливо передернула плечами.

— Видела белые скальпы, привязанные к шестам у входов в вигвамы.

— Возможно, тебя удивит, но в кавалерии попадаются офицеры, которые коллекционируют скальпы индейцев.

— Нет, — возразила она. — Меня уже ничто не удивляет. Ястреб чуть улыбнулся.

— Теперь у тебя и на западе есть свой дом. Этот вигвам твой. Если мы разведемся, он все равно останется твоим.

— И легко здесь получить развод?

— Очень.

— Совсем не как у белых людей!

Он покачал головой, пытливо вглядываясь в лицо жены и гадая, что за мысли бродят в ее хорошенькой головке. Сегодня она выглядела до странности незащищенной, уязвимой. Возможно, это ему только кажется — уж слишком необычно смотрится она в платье из оленьей кожи, и эти белые волосы, рассыпанные по плечам. Возможно, это просто обман зрения: полумрак, танцующие тени от неровного пламени вполне могли сыграть с ним такую шутку. А может, дело всего лишь в том, что он застал ее спящей и собраться с силами, надеть защитную маску у нее просто не было времени? Он знал, что сегодня будет ласкать ее. Страсть и желание переплелись с потребностью оградить ее от всех бед, согреть своим теплом и силой.

Защитить ее. От страхов, в которых она не хотела признаться. От прошлого, толкнувшего изменить свою жизнь.

— Верно. Получить развод в мире белых людей крайне трудно.

— Но ведь ты сейчас среди сиу. Ястреб рассмеялся:

— О да! Ни одному сиу не понять, как можно получить в жены женщину, которую никогда не видел, и как могут слова, написанные на бумаге, сделать женщину чьей-либо женой.

— Тут есть чему позавидовать, — промурлыкала Скайлар.

— Возможно, — протянул он насмешливо. — Однако есть у сиу способы получить жену не менее странные.

— И какие же?

— Если, предположим, мужчина умирает, его брат обязан взять жену погибшего себе. Одну или всех, если их несколько.

— А если у него и так вигвам полон жен?

— Что ж, станет еще полнее. Разумеется, только при добровольном согласии женщины, которая вольна поблагодарить брата своего мужа, воздать должное его чувству ответственности и решить, что хочет жить одна. Такое тоже случается.

Скайлар с серьезным видом слушала.

Ястреб растянулся на земле рядом с ней и подпер рукой подбородок.

— Будь ты и твоя сестра одними из сиу, у меня бы сейчас была не одна, а две жены. — «Интересно, — гадал Ястреб, — вспыхнет ли в ней огонек ревности?» Но серебряные глаза продолжали без тени улыбки внимательно изучать его, и не похоже было, что слова мужа сбили Скайлар с толку.

— Я уже говорила, что Сабрина тебе понравится.

— Значит, так оно и будет.

— А ты что, надумал завести себе еще одну жену? — вежливо поинтересовалась она.

— Я не хотел иметь ни одной, припоминаешь?

— Но сейчас мы среди сиу. Раз уж на твоей шее повисла жена нежеланная, может, стоит завести себе ту, которая была бы мила твоему сердцу?

— А ты бы стала делить с ней вигвам? Она сладко улыбнулась.

— Ни за что. Я просто уйду, лорд Даглас.

— А что, если я не захочу тебя отпускать?

— Мы ведь в стране индейцев сиу.

— Прости, не понял?

Она скользнула по нему обворожительной улыбкой.

— Я многое узнала о ваших законах. Воин сиу, пользующийся уважением, должен разрешить своей жене уйти, если она того пожелает. Господь не позволит ему переживать из-за приходов и уходов столь непоследовательного создания, как женщина.

Он усмехнулся и покачал головой:

— Возможно, и так. Но не забывай, любовь моя, что мужчины есть мужчины, не важно, кто они, белые или краснокожие. Страсть и ревность способны испытывать все. И даже сходить с ума, когда эти чувства становятся особенно сильны. А по моему мнению, будь ты белый человек или индеец, жена всегда вызывает головную боль. А если их две или три? Подумать страшно!