— Вряд ли это можно так назвать, — улыбнулась я. — Но я задолжала кое-кому чашечку кофе, тоже вспомнилось о своих долгах.

— Хорошо, Имма. Приятного вечера, — сглотнув, отвел взгляд граф.

— Вам тоже, мэллорд.

Я уже взялась за ручку двери, когда он сказал мне в спину:

— И не волнуйтесь, я все уладил.

— О чем вы? — остановилась я и обернулась к нему.

— О Лерое. Вы не сказали, что он умер. Теперь я понимаю почему. Не волнуйтесь, никто не знает о вашей тайне.

— К-какой тайне?

Откуда граф мог узнать про магию? От кого? Оба герцога мертвы, я никому не рассказывала…

— О вашей причастности к его смерти. Думаю, у вас были свои причины, и не требую, чтобы вы рассказали… Уверен, если так случилось, это была его вина…

— О богиня… Граф, о чем вы? Я ничего не понимаю!

— Не надо, Имма. Вас видел лесник. Но я с ним договорился, он будет молчать.

От бессилия мне захотелось затопать и заверещать, как маленькой девочке.

— Граф! Вы можете толком объяснить, что видел какой-то лесник и при чем тут Лерой? Потому что я не знаю, о чем вы толкуете! Вот правда!

Видимо, что-то такое на моем лице сказало графу, что лучше подчиниться.

— Я хотел найти Лероя и поговорить с ним о вас, — начал граф, и я не стала его прерывать, чтобы узнать, с какой целью, иначе мы не выйдем из кабинета до вечера. — С тех пор как он женился и уехал с женой в свое поместье, о нем ничего не было слышно. И я поехал туда. Там я узнал, что Лерой уже два года как умер. Но недавно возбудили дело о его убийстве. Потому что лесник поведал о том, что видел вас, Имма, с Лероем вместе. Вы катались на лодке на озере. А потом поссорились, и вы столкнули Лероя в воду. И оставили его там, приплыв на берег. Лесник помог Лерою выбраться и предложил ему стать свидетелем покушения. Но тот взял с него клятву молчать об этом. Однако лесника замучила совесть, и он решился рассказать о происшедшем.

Я потрясенно молчала.

— Имма, наверное, с вашей стороны это была защита. Я в любом случае верю вам, вы даже можете мне ничего не рассказывать. Но я не хочу, чтобы ваше имя трепали в таком ключе. Скандал ни к чему ни вам, ни мне. На вашу репутацию ляжет тень, и вы сами понимаете, я не могу допустить, чтобы гувернантка с такой репутацией работала с моими дочерями.

— Мэллорд, простите, но я не знаю, о чем вы говорите. Я видела Лероя за два года до его смерти. И узнала сама случайно через два года после. Я не встречалась с ним в день смерти, не каталась с ним на лодке, я вычеркнула его из жизни тогда, когда покинула их дом. Вы можете мне верить, можете не верить. Мне все равно. Нет, вру. Не все равно. Но ничего поделать с этим не могу. Лесник или врет, или обознался.

— Хорошо, Имма, как скажете, — кивнул граф. — Забудем эту историю.

Нет, не забудем. Но графу этого говорить не стала. Я пошла в сад и связалась с профессором Бэкконатти, чтобы пригласить его на обещанную чашечку кофе у дядюшки Бонборино.

На пожилую пару за соседним столиком я обратила внимание сразу. Женщина была чем-то взволнована, мужчина ее успокаивал. Они разговаривали, не понижая голоса, и я невольно услышала все подробности случившегося сегодня происшествия.

Пара пришла сюда из парка, где хотела приятно провести время. Гуляя под высокими деревьями и наслаждаясь пением птиц, ни он, ни она не обратили внимания на крупные тяжелые плоды под ногами, пока один такой плод не упал прямо перед женщиной. От неожиданности она вскрикнула и подняла голову: верхние ветки покачивались от тяжести готовых рухнуть плодов. Чтобы успокоить спутницу (точнее жену, потому что обращался он к ней не иначе как «дорогая женушка»), мужчина увел ее из парка пить кофе.

— Каких-то полшага или меньше, и плод упал бы мне на голову! — причитала она. — Как я испугалась! Представляешь, что могло произойти? Нет уж, я в парк больше не пойду. И тебя не пущу!

— Просто надо было гулять по дорожкам. Ну же, дорогая женушка, не нервничай. Выпей кофе, скушай еще завиток. Тебе с кремом или с шоколадом? — успокаивал он ее.

— Крем! Шоколад! Как ты не понимаешь? Сейчас ты мог бы сидеть у моего бездыханного тела и обливаться слезами. Перед глазами пронеслась бы вся наша семейная жизнь. День, когда мы познакомились. Ах, как ты закричал, когда я сбила тебя своим магопедом. Первое свидание, когда я, вся в нежно-розовом, попала под град голубиных отходов. Свадьба, мое прекрасное платье со шлейфом, мои ажурные перчатки, помнишь, с ручной вышивкой? Жаль, я их испортила, когда запуталась в шлейфе и рухнула с лестницы в грязь…

— Хочешь горячего молока? Лучшее средство, чтобы успокоиться, — перебил ее супруг.

— Ты что, совсем не боишься меня потерять? — подозрительно спросила она.

— Ужасно боюсь. Но ведь ничего не произошло, правда?

— А если бы плод упал мне на голову? Но не убил, а сделал немножко ненормальной? Милый, это же ужас! Как бы ты жил со мной дальше, бедняжка?

— Немного ненормальности тебе не повредит, — заметил мужчина.

И тихо добавил:

— К той, что уже есть.

Я слегка повернулась на стуле и скосила глаза, чтобы увидеть реакцию женщины. Она довольно засмеялась, откусила половину пирожного, а вторую засунула в рот мужу. Тот покорно прожевал, глотнул кофе. Может быть, это и есть семейное счастье? Когда жена говорит глупости, муж знает, что она говорит глупости, но покорно все выслушивает и пытается успокоить?

— Я готов внимательно выслушать вас, милая мэлл.

За мой столик уселся профессор Бэконатти.

Я заказала нам две чашечки кофе, но профессор попросил дядюшку Бонборино:

— Добавьте туда немного миндального ликера. Мне надо снять стресс. Сегодня меня вывел из себя Кокердейм. Это ж надо было заявить, что человеческие ошибки, стоящие на пути сознания, самовоспроизводятся, варьируются и ограничены условиями в возможности воспроизведения. Воистину ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде!

Бэкоиатти оседлал своего конька и расширил мысль. Пока он возмущался, а я глупо кивала и таращила глаза, дядюшка Бонборино уже сходил к барной стойке и вернулся с пузатым маленьким графинчиком, в котором плескался ликер.

— Я не говорю здесь ни о нынешних философиях и школах, ни о старых, потому что таких игр можно напридумывать и сообща вести еще очень много. Поэтому истинные причины ошибок, совершенно отличных друг от друга, почти всегда одни и те же, — обратился он уже к подошедшему Бонборино, вовлекая в спор, который вел сам с собой. — Вы согласны со мной?

Дядюшка Бонборино похлопал глазами, как и я, и решил не рисковать: