– Почему бы и нет? – откликнулся генерал.

– Антон Альбертович! – обратился Илья Андреевич к Глазьеву. – Тысячелистник, крушина, стебель ревеня у вас имеется?

– А как же! – ответил Глазьев. – Я же рассказывал, у меня дед травником был, все секреты передал. Когда собирать, да что чем лечить…

"Пусть остается Глазьев здесь доктором, не буду его разоблачать, – неожиданно решил Тоннер. – В дополнение к мощам пусть хотя бы травами лечатся. Настоящие доктора тут лет через сто появятся, а может, через двести…"

Экзекуцию провели в буфетной. Помогавший Гришка часто крестился, повторяя:

– Вот как муки адовы выглядят! Не буду более грешить, ей-богу, не буду!

К его удивлению, Роос выжил и по окончании процедуры заговорил.

– Вы меня спасли, Илья! Спасибо! Я подарю вам еще один комплект книг, – пообещал благодарный американец. – И вам тоже, – обрадовал этнограф Глазьева.

– Второй не надо, – ответил Илья Андреевич, – лучше отдайте деньги за первый. – Сорок рублей для Тоннера были крупной суммой, и он второй день сокрушался о потере. На том и порешили.

Этнографу в трофейной все обрадовались, а Суховская бросилась на шею. Увидев Ольгу Митрофановну, американец снова побледнел, а предложение возвратиться к ней решительно отверг, сославшись на слабость.

Помещица засобиралась домой в смешанных чувствах. Любимый выжил – это хорошо, но стал ее сторониться – это неожиданно и неприятно. Чем она виновата, что он по-человечески кушать не приучен? Оттого как глиста и выглядит!

Киросиров вспомнил, что Суховская, в отличие от него, проживала здесь еще до войны, и задал мучивший его вопрос:

– Ольга Митрофановна! А вы Катю Северскую помните?

– Помню, прелестная была девочка. Играть мы вместе не играли, я чуть постарше, но на всяких праздниках встречались.

– Не похожа ли она на Елизавету Берг?

Помещица задумалась. С чего это ей такой хитрый вопрос задают? Она испытующе уставилась на Киросирова. Тот простодушно пояснил:

– Есть мнение, что Катя выжила и вернулась сюда под ее личиной.

– Точно! – обрадовалась Суховская. – И как я раньше не догадалась? Все терзалась, терзалась – кого мне Лизонька напоминает? А чего Пантелея не спросите?

Киросиров не увидел отчаянных знаков Терлецкого, пытавшегося предостеречь его от излишней болтовни:

– Купца кто-то топором по голове стукнул.

– Что вы говорите! – всплеснула руками Суховская. – Ужас-то какой! А как вы думаете, Павсикакий Павсикакиевич, Растоцкие уже спят?

Терлецкий ругал про себя урядника последними словами. Не пройдет и часа, как вся округа обо всем узнает. Киросиров тем временем невозмутимо продолжал:

– Думаю, нет. Андрей Петрович с Машенькой с час назад отсюда уехали…

Федор Максимович наконец решился Киросирова оборвать:

– Ольга Митрофановна, у меня просьба. Съездите на станцию, к Сочину. Попросите депешу не отправлять.

Суховская спешно удалилась. После ее отъезда оба выхода из дома закрыли на ключ, а около дверей поместили исправников. Проснувшемуся Николаю поручили пост перед покоями старой княгини.

– Пора на боковую! – напомнил генерал.

Но никто расходиться по комнатам не хотел. Всем стало неуютно в огромном доме. По нему бродит убийца. Кто следующий на очереди?

– Как-то боязно поодиночке, – выразил общее чувство Рухнов.

– Дом обыскали, – попытался успокоить всех урядник. – Посторонних не нашли.

– То-то и оно, – подхватил Рухнов. – Получается, убийца среди нас.

Все принялись молча рассматривать друг друга. Затянувшуюся паузу прервал Угаров:

– Не согласен с вами, Михаил Ильич! Никто из нас к преступлениям не причастен. Убивает всех Элизабет, она же, как только что подтвердила Ольга Митрофановна, Катя Северская! Сначала отравила из мести князя, потом застрелила Шулявского и забрала сережки, а теперь попыталась прикончить Пантелея, чтобы правда не открылась!

– Верно, – согласился Киросиров. – И доктор подтверждает, купца топором била женщина!

Тоннер спорить не стал.

– В таком случае два вопроса, – встал с места Терлецкий. – Где, по-вашему, Северская прячется? И как ей удается ходить по дому незамеченной?

– Я, кажется, знаю, – сказал генерал. Заинтересованные взоры моментально обратились на него. Веригин же многозначительно замолчал.

– Ваше высокопревосходительство, не томите, где она? – нетерпеливо спросил Федор Максимович.

– Сейчас расскажу. Только история эта долгая. Не возражаете, если я подымлю?

– Так вы же бросили курить! – ехидно напомнил Тучин.

– Что за вздор! Где моя трубка?

Генерал посмотрел на Гришку и тут сообразил, что говорит по-французски. Пришлось повторить на русском.

Расстроенный Гришка скрепя сердце поднес Павлу Павловичу курительный прибор. Хотел лакей брошенную Веригиным трубку себе оставить, да, видно, не судьба!

Все курящие составили Павлу Павловичу компанию.

Генерал как перешел на русский, так и продолжал – пришлось Терлецкому вспомнить об обязанностях переводчика.

– Эту историю поведал мне отставной губернатор. Фамилию и губернию называть не буду, сами поймете почему. Упомяну только – это очень важно, – что несмотря на преклонные годы, губернатор сохранил ясность ума и твердость памяти. Назовем его Иваном Ивановичем.

Председателем уголовной палаты в той губернии служил некто Леонтий Алексеевич Нащокин. Человек богатый, хваткий, из всего способный извлекать выгоду. И что немаловажно – умевший со всеми делиться. Никто жадным или прижимистым его не считал, но своей выгоды он не упускал никогда. Один пример: как-то Леонтий Алексеевич подсчитал, сколько дней в году его крестьяне не работают из-за церковных праздников. Ужаснулся: сколько денег из-за ерунды теряет! И отменил в своих владениях православие. В церковь крестьянам ходить запретил, сказал, что за всех будет молиться самолично. Холопы возмутились, чуть ли не бунт устроили, так он зачинщиков – в солдаты, а остальных выпорол. Правда, чуточку уступил – дозволил крещение и отпевание.

– А почему священник начальству не донес? – спросил отец Алексей.

– Местный архиерей с Нащокиным дружил, сами понимаете, не бескорыстно. На нужные связи Леонтий Алексеевич денег не жалел, всегда сторицей они ему возвращались. Сослали строптивого священника в монастырь, а в нащокинский приход прислали нового, покладистого. Надо сказать, что губернаторствовал Иван Иванович долго и за время его славного правления губернский городок из маленького превратился в большой. И кладбище, когда-то разбитое на окраине, внезапно оказалось в центре. Что крайне неудобно: сами понимаете, запах, похоронные процессии мимо губернаторского дома каждый день туда-сюда ездят, а вздумает Иван Иванович прокатиться, сразу кладбище по пути узрит. Решил выделить новое место для захоронений, а старое засыпать и парк устроить.