Я пока плохо представлял, что можно извлечь из такого эффекта неожиданности, зато понимал, что дошедший до края подполковник цепляется за соломинку, предлагая безумные идеи, лишь бы…

Накрыло меня, как всегда, без предупреждения. И на сей раз пророческий дар не стал изъясняться аллегориями. Понятно было почти все и сразу.

– Что такое? – Калашников сразу заметил мое изменившееся лицо. – Вы что-то увидели?

– Что-то увидел… – медленно произнес я. – Не сказать, чтоб ваша идея была прямо очень плоха… но она вас почти наверняка убьет.

– Она?

– Моя кровь. Она даст нам шанс на успех, но… сожжет вас дотла. Похоже, это очень забористая штука, кровь моя. И человеческий организм не в состоянии ее долго вынести.

Он помолчал, глядя, казалось, куда-то в астрал, будто надеясь там получить ответ, и наконец произнес:

– Если это даст нам шанс, я готов.

Я посмотрел на него долгим взглядом и холодно констатировал:

– Вы сошли с ума, товарищ подполковник. Но безумец лучше, чем рохля и чистоплюй. С безумцем я готов играть в одной команде.

* * *

Окрестности Нижнего Новгорода

Формулировка «в гости», как и следовало ожидать, означала не здание управления. Даже в АПБР далеко не все были в курсе заговора кураторов, а в ФСБ причастных было и того меньше. Поэтому полковник Сердитых предпочитал свои грязные делишки обтяпывать не на работе. Его дачка представляла собой очень внушительное сооружение. Как говорится, почувствуйте разницу между начальником управления и его замом. Безвременно почивший коттедж Калашникова, в общем-то вполне себе неплохой, на фоне виллы его шефа был бы почти незаметен. Нашим глазам предстало нечто могучее, трехэтажное, с флигелем, гостевым домом и еще кучей дополнительных прибамбасов, кои перечислять столь же долго, сколь и бессмысленно. Вдобавок все это выглядело настоящей крепостью как визуально, так и по ощущениям. Моим особым ощущениям.

Дом просто кишел «лояльными». Их было даже больше, чем там, на даче Калашникова. Полковник Сердитых очень заботился о своей драгоценной шкуре. Удалось мне также определить, где именно держат семью Калашникова, – пророческая сила сработала сразу, стоило мне взглянуть на дом. Впрочем, толку от этого знания было не много: теоретически сквозь окружающий заложников мощный заслон пробиться было можно, но в процессе их десять раз убить успеют. На то и был расчет при планировании обороны сей дачки. Однако мы штурмовать и не собирались. Увидев все, что хотели в этом первом, разведывательном подходе, второй, через час, мы предприняли уже подготовленные.

Шли пешком. Я двигался впереди с руками, скованными за спиной наручниками. Калашников сразу за мной с пистолетом, направленным мне между лопаток. Оживление при нашем приближении было заметно и без всяких особых чувств, которые, кстати, у меня в данный момент не работали: в крови гуляла четко отмеренная доза стана, глушившая все. Я мог только чувствовать множество подозрительных, недоверчивых взглядов. Похоже, «лояльным» казалось невероятным, что сувайвор, наводивший на них такой страх, идет сейчас в наручниках и беспомощный, захваченный всего одним обычным человеком. Впрочем, это было ожидаемое недоверие, и оно учитывалось нашим планом.

Если я что-то понимал в психологии «лояльных», меня наверняка в данный момент прессовали сразу несколько глушителей и отступали, обнаружив, что сила во мне и впрямь отсутствовала. Отсутствовала она на данный момент и в моем конвоире, иначе сканирование глушителей неминуемо ее бы определило. У него тоже был в крови стан, только меньшая доза, и ее действие должно было уже скоро закончиться. Главное, чтобы я не ошибся в расчетах и в дозировке – это был самый скользкий момент в нашем плане. А так нас проверяли (из меня, например, взгляды «лояльных» могли бы уже точно дуршлаг сделать), удивлялись, снова проверяли и с невыразимым изумлением убеждались, что с ними ведут честную игру, и подполковник Калашников четко придерживается условий договора.

Встретили нас у ворот. Четверо. То, что это «лояльные», я понял только по слегка расширенным зрачкам (мои способности по-прежнему молчали). У подполковника сразу же забрали пистолет.

– Передайте полковнику Сердитых, – медленно произнес Калашников отрепетированную фразу, – что его зам пришел в гости. С подарком.

Один из встречающих, высокий бородач, недоверчиво прищурился:

– И как вам удалось его достать?

– По блату.

Я презрительно хмыкнул:

– Да ладно тебе, полковник, говори как есть, не скромничай! Никто не застрахован от станового дротика в спину, особенно если его выпускает тот, кому доверяешь.

– Тебя, Стрельцов, не спрашивают! – с ненавистью процедил бородач.

– Надо же, какой ты смелый… когда я под станом и в наручниках! Герой прямо!

Мой плевок снайперски угодил между носками его ботинок.

Реакция была предсказуема, и я согнулся от удара в солнечное сплетение. Бородач умел бить и силой обладал изрядной. Надо будет это запомнить на будущее.

– Полковник сказал Стрельцова не трогать, – осторожно напомнил бородачу худощавый брюнет.

– Я знаю! – огрызнулся тот и отошел в сторону с рацией.

Восстанавливая сбитое дыхание и морщась от боли, я про себя считал варианты. Вспышка ярости «лояльного» – это хорошо, это кстати. Сейчас у него пропало желание мурыжить нас перед входом и задавать Калашникову каверзные вопросы. Он боялся не сдержаться, а директивы на сей счет, видимо, и впрямь были строгими – меня требовалось доставить пред светлые очи босса без телесных повреждений. Примерно через пять-семь минут должно закончиться действие стана на подполковника. В этот момент мы должны уже оказаться среди толпы «лояльных», где данное событие пройдет незаметно даже для глушителей, чья способность в фоновом режиме определяет присутствие Измененных. Если глушители почуют возвращение силы к Калашникову еще до того, как нас приведут к Сердитых, мы спалимся. Ко мне сила вернется чуть позже, уже наверняка в толпе, но я в отличие от Калашникова могу это хоть как-то регулировать, так как успел освоить упражнения, создающие у организма сувайвора иллюзию болезни и провоцирующие тем самым выброс дополнительных антител, которые борются со станом весьма успешно.

По всему выходило, что должно сработать. Мои пальцы осторожно пощупали кончик ключа от наручников, прикрепленного скотчем изнутри к рукаву моей джинсовой рубахи, надетой под куртку, и еще рукоятки керамического скальпеля, прикрепленного тут же, рядом. Ну, ни пуха нам, ни пера!

Вернулся бородач и взмахом руки показал, что нас нужно вести к боссу. Сам отвернулся, стараясь не смотреть на меня, и пошел впереди – видимо, боялся не совладать с нервами.

К счастью, путь наш занял не так много времени, и вскоре мы оказались в здоровенной комнате, напоминавшей, скорее, бальный зал. Ей только колонн не хватало. Малахитовых. Остальное было. Бар, столики для коктейлей, для карт. Бильярдный стол. Даже два. Большой русский и притаившийся за ним стол для пула. Ничего так помещеньице. Уж не знаю, для чего полковник Сердитых использовал его в «мирное время», может, и впрямь великосветские приемы устраивал. Но сейчас, когда в нем, кроме хозяина и меня с Калашниковым, находились десятка два «лояльных», он казался пустоватым.