— Вовсе нет. Электриком на завод. Хотя Рахманов его ксебе звал. Предлагал помощь и вообще… Но Тони не хочет быть кому-то обязанным.И в охрану не хочет. Он ненавидит все, что связано с войной. Охрана слишкомнапоминает недавнее прошлое.

— Поэтому надо устраиваться электриком?

— Что тут смешного? — обиделась она.

— Ничего. Я восхищаюсь твоим Антоном, но сейчас он меняинтересует мало. Лучше скажи, что ты думаешь делать?

— Я? — Машка тихонько засмеялась. — Ничего.Буду жить, шпионить за шефом, бояться до смерти Ника и радоваться, что на мойвек наркоты хватит.

— Кстати, о твоем шефе, — сказала я и пожалела обэтом, но все-таки продолжила:

— Последнее время ты не заметила ничегоподозрительного?

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Машка.

— Тебе не показалось, что его отношения кое с кемухудшились?

— Почему ты спрашиваешь? — В голосе Машки звучаланастороженность, я пожала плечами.

— Просто так.

— Твой Рахманов приезжал вчера, и они больше часаругались.

— А причина?

— Не знаю. Там двойные двери, и Углов их плотно закрыл.После того как Рахманов ушел, он вызвал меня к себе, был страшно злой,физиономия красная, пил таблетки и на меня орал, что я шпионка. Потом влепилмне пощечину и велел убираться.

— Вот свинья, — не удержалась я от совершенноизлишнего замечания.

— Шеф мне не доверяет. Даже не спит со мной в последнеевремя. Это страшно злит Ника, он говорит, что я ни на что не годная, безмозглаядура. Наверное, так оно и есть. Как думаешь?

— Думаю, что он мерзавец и распоследняя сволочь. Нолучше его не злить.

— Буду стараться. — Машка вздохнула. — Ладно,пойду спать, завтра подъем в семь утра.

— Хочешь, я останусь у тебя?

— Нет, не хочу. Ты обо мне не беспокойся, глупостей яне наделаю. Буду мечтать о том, что он вернется. И реветь.

— Что тебе мешает мечтать, когда я рядом?

— Не обижайся, — похлопала она меня по руке.

— Может, он и правда вернется, — сказала я,поднимаясь.

— Нет, — покачала она головой. — Такие, какон, если что-то делают…

Мое беспокойство только усилилось. Я вышла из подъезда,дошла до угла дома, потом вернулась. Хотела подняться в квартиру, но решила,что Машка мне вряд ли обрадуется, и устроилась на скамейке, глядя на ее окна иежась от холода. Дождь кончился, но температура упала, я сунула руки под мышки,подняла воротник. Свет в Машкиных окнах все еще горел, потом она подошла к окнуи долго стояла так, глядя в темноту, а я смотрела на нее и тихонько поскуливалаот безнадеги, от невозможности что-то изменить, исправить. Потом она позвонилаи сказала:

— Со мной правда порядок. Иди домой, незачем сидеть водворе.

— Ты меня видишь?

— Нет. Но знаю, что ты там. Я тебя люблю. И ты ни в чемне виновата. Обещай мне одно: ты никогда, ни при каких обстоятельствах нерасскажешь ему, что с нами тогда сделали. Мужчина не должен знать такое оженщине. Женщиной надо восхищаться, а не жалеть ее.

— Я и не думала рассказывать.

Я поднялась со скамьи и пошла к остановке. Помахала Машке —она все еще стояла у окна.

Я свернула на свою улицу, когда впереди заметила женщину.Она нервно оглядывалась по сторонам, точно кого-то опасалась.

— Юлька, — вдруг позвала она, и я узналаЛюбку-Кошку. Любка приблизилась и потащила меня в переулок, заговорщицки шепча:

— Ищу тебя часа два. Дома нет, у Виссариона нет, а делосрочное.

— Что у тебя за дело?

— Он обещал мне приличные бабки, если я тебя приведу.

— Кто? — нахмурилась я.

— Мужик тот. Ну, о котором я тебе говорила.

— Тот самый Анатолий?

— Да, идем скорее. Он, поди, ждать замучился и смылся.Плакали мои денежки.

— Где он?

— Здесь недалеко. Я вечером шла к Виссариону, и вдругон окликнул меня. Короче, он мне дал адрес, велел тебя туда привести.

— Подожди, — притормозила я. — Что он сказал?

— Да ничего. Велел тебя отыскать, обещал приличныебабки. Ты можешь идти побыстрее?

Мы подошли к двухэтажному строению, где раньше располагаласьстанция «Скорой помощи». Дом признали аварийным, под станцию выделили другоездание, а что делать с домом, похоже, так и не решили. В темноте он выгляделпочему-то зловеще. Вскоре пришлось признать: место выбрано с умом. Подойти кдому незаметно практически невозможно, зато, в случае чего, смыться отсюдалегче легкого: шмыгнул в ближайшую подворотню и затерялся в лабиринте старыхулиц и переулков.

Мы вошли в подъезд, Любка уверенно направилась к лестнице вподвал. К моему удивлению, в подвале горел свет. Все стены здесь были покрытынадписями, должно быть, местечко облюбовали подростки для своих посиделок.Большая комната изрядно захламлена, но какие-либо обитатели отсутствовали.Любка пристроилась в углу на подобии нар, посмотрела на меня с сомнением,достала шприц из сумки и пробормотала:

— Я пока, это.., здоровье поправлю.

— Валяй, — ответила я и отвернулась, хотя моивзгляды вряд ли бы смутили Любку.

Тут послышались осторожные шаги, и через некоторое время вкомнату вошел мужчина.

— Привет, — сказал он и привалился к стене, сверляменя взглядом.

Описание, данное ему Любкой, было довольно точным, так что ямогла быть уверена, что передо мной Анатолий. Любка помахала ему рукой изсвоего угла, закрыла глаза и, по всей видимости, счастливо отбыла в другуюреальность.

— Салют, — ответила я, продолжая сидеть накорточках и глядя на него снизу вверх. Приближаться он не спешил, потому яперебросила ему сумку, поднялась, расстегнула пиджак, демонстрируя свою тонкуюталию. — Я без оружия, — сказала спокойно и вновь устроилась накорточках.

В сумку он все-таки заглянул и вроде бы остался доволен.Сделал несколько шагов ко мне.