— Кто говорит? — ласково спросила я. Арнольд злохохотнул.

— Люди. Вроде бы ты теперь и на Ника поплевываешь. Акое-кто, чтобы сделать тебе приятное, легко распрощался с его мальчиками. Сколькоих уже, а? Говорят, осталось только двое? Артемка очень нервничает.

— Вот что, свинья-хавронья, — поднимаясь, сказалая. — Тот, кто это говорит, очень меня интересует. И Ника тоже. У нас кнему накопились вопросы.

— Непохоже, чтобы Ник нервничал, — ответилАрнольд, приглядываясь ко мне. — Когда Ник нервничает, очень заметно. Иопасно. Я думаю, он кое-что знает об убийствах.

— Тебе придется развить свою мысль, — разозлиласья, и Арнольд это почувствовал. Возможно, он пожалел о том, что сказал лишнее,но вместе с тем прекрасно понимал: придется продолжать.

— Я думаю, он не собирается искать убийц, —осторожно сказал Арнольд. — Потому что кое-кто, — тут он закатилзаплывшие жиром глазки, — этого не желает.

Я невольно засмеялась и покачала головой.

— Не знаю, кто внушил тебе такую мысль, но со здоровьему него проблемы. Или у болтуна есть цель, которую я пока не знаю. Но скоро,конечно, узнаю. Можешь быть уверен. — Хотя я и не хотела, но последние моислова прозвучали с намеком на угрозу. Арнольд нахмурился и начал ерзать подмоим взглядом, а я поспешила уйти.

Я немного потолкалась в его заведении среди всякого сброда,ничего интересного не услышала, но то и дело ловила на себе любопытные взгляды.

Итак, если верить слухам, у меня появился неведомыйзащитник. Надо полагать, общественность имеет в виду Рахманова. Но Рахманову нафиг не надо разделываться с моими предполагаемыми врагами. Мне и самой, кстати,на фиг не надо. Теоретически Олег мог знать о том, что произошло несколько летназад, но в этом случае начинать логичнее с Ника.

Я была уверена, что все разговоры гроша ломаного не стоят,но они меня беспокоили. То, что Артем нервничает, вполне понятно, а когдаузнает, что Вовка тоже погиб, будет нервничать еще больше. Между тем Ник всамом деле проявляет завидное спокойствие, хотя оно вовсе не означает, чтоубийства его не интересуют. Однако его нежелание посвящать меня в своерасследование настораживает…

Я шла к площади, поглощенная этими мыслями, и вдруг увиделаМашку. Она сидела в индийском кафе, за столиком возле окна, и с грустьюнаблюдала за прохожими. Меня она не заметила. Впрочем, скорее всего она никогои ничего не замечала вокруг. Я взглянула на часы — у нее сейчас обеденныйперерыв, но Машка выбрала кафе, которое находилось слишком далеко от места ее работы.

Я хотела подойти ближе и постучать по стеклу, чтобы привлечьее внимание, но вдруг решила просто набрать номер ее мобильного. Я видела, какМашка достала телефон из сумочки, и услышала ее голос.

— Салют, как дела? — спросила я.

— Нормально.

— Может, вместе выпьем кофе в твой перерыв?

— Ничего не получится, — вздохнула Машка. —Работы по горло. Буду обедать здесь. Извини, надо бежать.

Я видела, как она положила телефон на стол и сновавздохнула. Машка мне врала. И этому должна быть причина. Разумеется, я моглазайти в кафе и спросить, какого черта она дурака валяет, но не стала. Болеетого — поспешно нырнула в магазин напротив и оттуда принялась наблюдать заМашкой. Мне было стыдно. Я привыкла ей верить и теперь терялась в догадках, чтоу нее за секреты от меня. А вместе со стыдом, из-за того, что я подглядываю заМашкой, меня переполняла обида.

Минут через пять рядом с кафе затормозила машина, и сердцемое стремительно ухнуло вниз, потому что из машины появился Рогозин. Он вошел вкафе, я на некоторое время потеряла его из вида, затем увидела, как Машкаподнялась из-за стола и исчезла в глубине зала. Хорошо хоть у мента хватило умасесть за другой столик, чтобы не выставлять себя напоказ. Что ему нужно отМашки, мне более-менее ясно. Но он лишь зря теряет время, ей мало что известно.Хотя как взглянуть, о делах своего шефа она знает предостаточно, а когда естьза что зацепиться…

Пожалуй, мне стоит помочь Машке и заглянуть в кафе. Нокое-что удерживало меня на месте: она не сообщила мне о встрече. Почему? Еслибы была напугана или обеспокоена, непременно бы позвонила. А она ничего нестала говорить.

Беседовали они долго. Все это время я исходилабеспокойством, то собираясь идти в кафе, то вдруг замирая на первом шаге.Наконец я снова увидела Рогозина. Он сел в машину и уехал, а через пять минутиз кафе вышла Машка. Посмотрела на небо, которое ради разнообразия голубелопочти по-летнему, и вдруг улыбнулась. Разумеется, улыбка относилась к погоде,но все равно было странно видеть на Машкином лице улыбку после встречи сРогозиным. Я решила, что это хороший знак, значит, разговор ее не напугал.

Машка медленно шла по улице, опустив голову, и я двинуласьвслед за ней. Меня подмывало ее окликнуть, но было стыдно сознаться, что яподглядывала, и не хотелось ставить ее в неловкое положение: ведь она мнесоврала. Машка шла к парку, все замедляя шаги, вертела в руках сумку ипочему-то очень походила на девочку после первого свидания — тогда мир вокругкажется немного странным, вроде бы привычным и вместе с тем неожиданным.

Я все-таки не выдержала и окликнула ее. Машка обернулась. Ястояла в нескольких метрах от нее и не знала, что сказать, даже шаг ейнавстречу дался нелегко. Она смотрела без удивления, скорее с грустью.

— Идем в парк, — позвала тихо. Мы пошли рядом, некасаясь друг друга.

— Я видела Рогозина, — сказала я, немногопонаблюдав за ней. Она кивнула.

— Да. Он мне позвонил и предложил встретиться.

— Ты вполне могла послать его к черту.

— Я знаю. — Машка вздохнула и внимательнопосмотрела на меня. — Я хочу ему помочь.

— В каком смысле? — Вопрос был излишний. Я ужепоняла, что она имеет в виду, и все-таки отказывалась верить.

— Он мечтает отправить всю эту сволочь в тюрьму, а яхочу ему помочь.

— Здорово, — кивнула я. — Рогозин намеренпосадить их… А он не сказал, где ты сама в этом случае окажешься? Ему на тебянаплевать, у него есть цель, и он любым способом…

— Вот я все думала, думала… — тихо заговорила Машка, ия сразу замолчала. — Дурацкая у меня жизнь. Родители алкаши.., да бог сними… Всегда я чего-то боялась: что мамка по пьянке дом сожжет, что кто-тоузнает, где я живу, что-то я не то говорю… Нескладная жизнь получилась. Зэчка инаркоманка, вот я кто. Но иногда один поступок перевешивает всю никчемнуюжизнь. И люди помнят не то, как человек жил до этого момента, а то, что онсделал.