— В предутренний ветер, в ненастное море,

Где белая пена бурлит.

Спокойные люди в неясные зори

Уводят свои корабли…

Пела то, что никто не мог петь тут.

— Их ждут штормовые часы у штурвала,

Прибой у неведомых скал,

И бешеный грохот девятого вала,

И рифов голодный оскал…

И жаркие ночи, и влажные сети,

И шелест сухих парусов,

И ласковый теплый, целующий ветер

Далеких прибрежных лесов.

Их ждут берега четырех океанов,

Там плещет чужая вода…

Уходят из гавани Дети Тумана…

Вернутся не скоро… Когда?[30]

Тут не хлопали — но дружный вздох, а потом восхищённый гул и звон серебра на столах свидетельствовали — песня понравилась. Девчонка без улыбки подняла голову и встретилась глазами с Олегом.

На миг.

Маша Лалина, 11 лет, пропала 5 июня после репетиции детского хора…

Девчонка опустила глаза. Но Олег уже рассмотрел короткую толстую косу, круглое лицо, большие, широко поставленные синие глаза…

Это была она.

* * *

Когда двое из трёх юных постояльцев подошли к хозяину, считавшему серебро за столом около двери в жилые комнаты семьи, он решил, что мальчишки собираются заказать завтрак. Но ошибся…

— У тебя ведь живёт девчонка-певица? — Олег оперся ладонью на косяк. — Ты, верно, купил её на торгу. Недавно.

— Да тому месяц сошёл… — хозяин смерил постояльца недоумённым взглядом, очевидно, стараясь понять, чего хочет этот парень с чужим выговором и длинным странным мечом, упруго оттопыривающим плащ. — Что до неё тебе?

— Я хочу её купить, — Олег смотрел прямо в глаза хозяину. — Назови цену.

— А что мне проторговать-то её? — искренне удивился хозяин. — Думал — портомойкой будет, кто ж про её голос знал. А нунь глянь — платят за песни хорошо. Она от меня и не обижена, не рабой живёт, комнатёнка за нею, ест, что и мои…

— Она из одних со мною мест, — Олег чуть наклонился вперёд. — Мы проделали долгий путь, чтобы её найти. Сколько ты хочешь?

Видно было, что меньше всего хозяину хочется продавать Машу. Но, очевидно, и ссориться с заезжими он не хотел — расскажут в своих землях, чтоб стороной обходили его заведение, наплетут лыка на три короба — бывало такое… Корчмарь соображал, как ему выпутаться из щекотливой ситуации. И нашёл решение в полном соответствии со своим занятием.

— Ну чего ж то… — пробормотал он. — Все люди, никто не зверище… понимаю… Только в прогаре мне б не стать… Серебра она немало приносит…

— Сколько? — Олег мысленно усмехнулся. Он видел корчмаря насквозь и, в общем-то, испытывал к нему лишь брезгливую жалость из-за этой страсти на всём наживаться.

— Тридесять гривен, — быстро сказал хозяин — как будто наносил смертельный укол шпагой, уверенный в том, что противник уже убит.

— Ах ты… — выдохнул Кирилл, Олег увидел, как его глаза почернели. — Да тут за здорового мужика цена восемь, много — десять! Мы вчера узнали!

— Ну… — хозяин огорчённо развёл было руками. Но Олег улыбнулся ему в лицо:

— Золотом возьмёшь?

— А… златом-то? — хозяин заморгал. — Возьму… чего не взять…

— Держи, — Олег высыпал на прилавок сверкнувшую чешую монет, быстрыми тычками пальца отсчитал тридцать штук. — По одной за гривну. Справедливо?

— Малы больно… — облизнул губы хозяин, не сводя глаз со сверкающей кучки.

Олег отсчитал ещё десять.

Это были последние пятёрки, в кошеле осталась разномастная россыпь золота и серебра нескольких миров, бумажные деньги Хаттенмарка, медь Синмейи… Прожились, блин, весело подумал Олег, глядя, как хозяин зеленеет. Жаль, лошадей не прихватили с собой с Дороги…

— Твоя девка, — чужим голосом сказал он. — Часом людей позову, всё по чести сладим… с видоками да послухами…

— Зови, — кивнул Олег. — Да сперва прикажи завтрак подать. К нам туда, наверх. На четверых…

…Кирилл ушёл наверх. Хозяин, отдав какие-то распоряжения, вышел наружу. Олег, если честно, надеялся, что он прямо сейчас приведёт Машу, но — не привёл, и Олег решил подождать. Сидел, пошире расставив ноги, опустив между них палаш, поставив подбородок на сцепленные пальцы. Думал.

— Эй, помор! Помор, глянь!

Олег обернулся.

Средний, кажется, хозяйский сын — мальчишка лет 12–13 — подошёл к столу. Олег поднял подбородок и встал:

— Ну?

Мальчишка остановился возле стола. Снизу вверх посмотрел на Олега.

— Машу выкупил? — спросил он.

— Выкупил, тебе что? — Олег не понимал, что нужно мальчишке. Тот вздохнул:

— Ну и правдой вышло… — посмотрел на свои сапоги, потом — в лицо Олегу. — Я жениться на ней думал. Года три минуло бы — женился б. Вольную ей крикнул бы. А отец не по правде сделал, что цену заломил. Вот, возьми проплату.

Он протянул Олегу кожаный кошель — небольшой, но увесистый. Олег приоткрыл его — внутри лежали местные золотые монеты.

Несколько секунд Олег рассматривал золото. Потом коротко спросил, взглянув на мальчишку:

— Откуда?

— Не мнись, моё золото, — сказал мальчишка. — Копил. Уж кой год… Честное золото. Тут на тридцать гривен серебра и есть разом.

— Не жалко? — Олег затянул завязку.

— Жалко, — мотнул головой мальчишка. — А всё одно — пусть её будет, Маши.

— Возьми обратно, — Олег протянул ему кошель. — У неё недостатка ни в чём не будет. Она теперь со своими.

Мальчишка взял кошель обратно без спора — но как-то равнодушно. Сказал снова:

— Я жениться на ней думал… У тебя жена есть, помор? Старше моего ты…

— Есть, — ответил Олег, подумав о Вальке. — Есть жена.

— По любви брал, али по сговору родительскому?

— По любви брал.

Мальчишка жалко улыбнулся, повыше поднял голову, повернулся и ушёл в дверь.

Плачет, подумал Олег. Чёрт, жалко парня… Как же всё запуталось…

Артур и Кирилл спустились вниз одновременно с тем, как вернулся с двумя солидными мужиками хозяин. Они неспешно поздоровались, присели, им подали пива. Хозяин ушёл в комнаты, но через минуту появился, ведя за собой девчонку. Кажется, он не врал насчёт обращения — она не выглядела голодной или забитой. Тоскливой — да, но это ж ясно… Поклонилась всем (научили), по мальчишкам скользнула взглядом… и снова посмотрела на них.