Первое. Непонятно было, почему источник, который в течение долгого времени работы вяло давал ценные материалы, вдруг получил возможность и желание добывать материал, получение которого связано с большим риском.

Второе. Непонятно было, каким образом можно было в служебной обстановке снимать такие громоздкие материалы на несколько сот страниц со сложными таблицами. Но само содержание материала было настолько интересным, что я при переводе старался тщательно изучить и проверить его. В результате изучения я пришел к выводу, что это материалы и по содержанию, и по количеству не могут быть фальшивыми. В этом меня еще более убедили случаи перекрытия, которые имелись между этими материалами и сеульскими материалами».

Неудивительно, что к мобилизационным материалам, присланным «Кротовым», следователи обращались постоянно. Такие документы были информацией стратегического характера, и это понимали даже лубянские костоломы. Но логика их рассуждений была проста: если резидент ИНО в Токио (Журба) агент японской разведки, то все источники токийской резидентуры – японская подставка. И все материалы, полученые от них, – дезинформация. Подняться выше этого стереотипа мышления они были не способны. И всем подследственным уже после их «признаний» вписывали в протоколы допросов абзацы о том, что мобилизационные материалы «Кротова» – дезинформация.

Из протокола допроса Клётного от 6 сентября:

«… Осенью 1937 года от Журбы был получен мобилизационный план японской армии, о чем мне стало известно от Косухина. Я спросил Косухина, является ли этот материал подлинным или дезинформационным. Косухин ответил что этот материал является дезинформационным. Он готовился японской разведкой еще в период работы Косухина в Японии, о чем говорил ему Журба. Журба мне сказал, что качество дезинформационных материалов не удовлетворяет японскую разведку и что в настоящее время встал вопрос об организации дезинформации самого серьезного значения, что сейчас японская разведка подготавливает такой материал, как мобилизационный план, и что японская разведка решила эти материалы передавать по линии каналов НКВД и что в этом вопросе я должен ему помочь. Тогда же при встрече с Фусэ он подтвердил переданные мне сообщения Журбы, сказав, что Япония накануне войны с СССР и что главная задача разведки сводится к тому, чтобы снабдить СССР наиболее важными сведениями о японской армии и организовать так, чтобы эти материалы были оформлены солидно и правдоподобно…»

Вот так, примерно, представляли себе работу японской разведки режиссеры этого следственного спектакля. Конечно, заманчиво было показать себя перед начальством с самой хорошей стороны, разоблачающим коварные планы японской разведки по стратегической дезинформации. У Гудзя было свое мнение об этих показаниях Шебеко: «Шайке Николаева невыгодно было копаться в материалах и искать истину. Ей надо было представить поскорее материал о шпионаже, дезинформации и измене. Это было выгоднее и эффективнее».

Но мобилизационный план японской армии на 1937 год был первым очень ценным материалом, полученном от «Кротова». Потом пошли и другие ценные материалы военного характера. Такая активность источника токийской резидентуры заинтересовала следствие. 9 июня на одном из допросов Шебеко дал подробную оценку деятельности своего основного источника. Обвинений в шпионаже и работе на японскую разведку ему еще не предъявляли, и поэтому он честно и откровенно отвечал на все вопросы следователей. Поскольку все материалы, полученные от «Кротова» в 1937 и 1938 годах, шли через него, то он отлично помнил все японские документы, которые пересылались в Москву. Вот подробная выдержка из протокола допроса:

«… Вопрос. Какие ценные материалы были получены от «Кротова»?

Ответ. До 1937 года ценных материалов «Кротов» не давал. Со второй половины 1937 года «Кротов» добыл ряд ценных материалов по японской армии. В том числе:

1. Организация японской армии мирного времени.

2. Организация японской армии военного времени.

3. Таблица вооружения японской армии.

4. Мобилизационный план японской армии на 1937 год и к нему таблицы.

5. Мобилизационный план японской армии на 1938 год и к нему таблицы.

6. План воздушной обороны Токио.

7. Мобилизационный план японской армии на 1939 год с таблицами.

8. Штатное расписание погранохраны Маньчжурии.

9. Несколько приказов об организации Манчжурской армии.

Кроме того, им были переданы мне два кода с ключами и инструкциями, один из них принадлежал японскому военному министерству, а второй код – японскому жандармскому управлению. Были переданы мне статистические сборники об исполнении военного бюджета Японии.

Вопрос. Откуда «Кротов» мог доставать эти материалы?

Ответ. Он мне говорил, что берет все материалы, которые касаются японской армии, у своих приятелей, которые имеют общение с этими материалами или хранят их у себя, ведают хранением.

Вопрос. Где работают эти приятели «Кротова»?

Ответ. Он мне говорил, что некоторые из них работают в жандармском управлении, некоторые в Военном министерстве, а некоторые в генштабе японской армии.

Вопрос. Кем эти «приятели» работают?

Ответ. Простыми чиновниками, среди офицерства у «Кротова» приятелей не было.

Вопрос. Под каким предлогом «Кротов» получал документы у своих приятелей?

Ответ. Он их брал под предлогом того, что он якобы готовится держать экзамен на офицерское звание, а они шли ему навстречу и давали эти материалы.

Вопрос. Материалы, передаваемые «Кротовым», у вас вызывали сомнения?

Ответ. У меня вызывало сомнение качество кодов, о которых я писал в сопроводительных письмах в ИНО».

На одном из допросов Шебеко сделал весьма интересное заявление:

«… Здесь надо отметить, что несколько раз беседы с „Кротовым“ проводил Гинце (Гудзь), а я был в качестве переводчика. У Гинце была идея – заставить „Кротова“ завербовать меня с тем, чтобы этим самым легализовать встречи с „Кротовым“, то ест, завербовав меня, он получил бы право свободных встреч со мной. Однако „Кротов“ категорически от этого отказался, заявив, что начальство не поверило бы, что он сумел завербовать 2-го секретаря посольства. Он также отказался от „вербовки“ какого-либо другого сотрудника помельче в должности».

Вот мнение Гудзя об этих показаниях, высказанное после ознакомления с протоколом допроса Шебеко: «На личные встречи с „Кротовым“ я пошел уже после того, как были тщательно проанализированы все материалы, переданные им нам за полгода. Встречи были контрольными: чтобы получить личное впечатление о „Кротове“. Вся эта работа по проверке его надежности как агента велась мною в плане задания начальника ИНО Артузова. Припоминаю, что на эту тему (по поводу вербовки Шебеко) я проводил беседу с „Кротовым“, делая такие предложения с тем, чтобы проверить реакцию с его стороны. Реакция „Кротова“ показала, что он не был двойником».