Абрам Гартман (Гутнер) работал в Разведупре. С февраля 1927 до июня 1928 года находился в Китае. После возвращения в Москву начал работать в газете «Правда» заместителем заведующего иностранного отдела. С января 1930 по май 1933 года он был корреспондентом газеты в Берлине, а с осени 1933 года – корреспондентом в Шанхае. Связи с сотрудниками Раведупра в Китае имел, информируя их о людях, которые могли быть полезными для разведывательной работы. Помогал также в изучении этих людей для их возможной вербовки. Никаких агентурных связей у него не было, и вербовкой агентуры он не занимался. Таковы были биографии некоторых участников совещания.

На совещании было решено выкупить резидента, предложив крупную сумму в валюте (несколько десятков тысяч долларов) начальнику тюрьмы. Для переговоров с ним Вартэ использовал своего агента «Наидиса», который находился в Китае на нелегальном положении. Муромцев и Косов, как работники Центросоюза, перевезли деньги на самолете из Шанхая в Ханькоу и вручили их «Наидису». Но он был выдан китайской полиции начальником тюрьмы и при передаче денег арестован. Это был один из немногих случаев, когда на продажного китайского чиновника крупная сумма в валюте не произвела впечатления. Попытка освобождения резидента сорвалась, и китайские газеты начали очередной скандал. Вартэ, Косов и Гартман были расконспирированы перед сотрудниками посольства и китайским обслуживающим персоналом, и их пришлось отозвать в Москву. Крупная сумма денег пропала, а китайская контрразведка, сопоставив прилет в Ханькоу двух советских работников с передачей денег, сделала соответствующие выводы. Таковы были итоги неудачной операции.

В Москве расследованием очередного провала советской разведки (провалились и военная, и политическая разведки) занялась Комиссия партийного Контроля при ЦК ВКП(б). Дипломаты жаловались на разведчиков, разведчики и их руководители оправдывались. Надо было разобраться, кто прав, кто виноват. Посол в Китае Дмитрий Богомолов отправил 30 августа 1935 года личное письмо заместителю наркома Борису Стомонякову. В письме он обращал внимание на отсутствие необходимой конспирации в работе сотрудников разведки, работавших в Китае под легальной «крышей». Посол имел в виду «юристов» (сотрудников Разведупра) и «профессоров» (сотрудников ИНО). У «юристов» дело обстояло плохо, у «профессоров» – не лучше. «Я сомневаюсь, чтобы работа этих товарищей была неизвестна почти всем нашим сотрудникам и большинству обслуживающего персонала», – писал он в письме. В этом письме он также давал свои рекомендации: «Но самое главное в том, что они расшифрованы, и если японцам понадобится, они в любой момент смогут воздать громкое дело, так как подстроить что-нибудь проваленным работникам вовсе не трудно. На основании этого я считаю необходимым перестроить всю работу „профессоров“ (сотрудников ИИО), законспирировать и снять проваленных работников (почти всех), а в первую очередь нужно снять т. Вартэ. Едва ли есть у нас хоть один сотрудник, который не знал бы о его работе».

Через месяц, 27 сентября, Богомолов сообщил Стомонякову о том, что он написал письмо наркому Литвинову, в котором предложил ограничить количество «профессоров» и «юристов» (сотрудников Разведупра) до одного в каждом посольстве и потребовать от них выполнять как следует легальную работу, а также запретить вербовать работников на месте из числа сотрудников полпредств и советских хозяйственных учреждений. По его мнению: «Если мы проведем эти мероприятия, то в значительной степени устраним возможность больших политических скандалов. Что касается наших работников в Китае, то нельзя забывать, что японцы были бы весьма заинтересованы в том, чтобы устроить большой скандал для нас именно здесь, в Китае». Он также предлагал, чтобы Полпреда ставили в известность «при командировании каждого товарища, имеющего параллельную работу». 15 ноября по поручению Стомонякова оба письма Богомолова были переданы члену КПК Матвею Шкирятову.

26 ноября бывший начальник ИНО, первый заместитель начальника Разведупра Артузов отправил секретарю ЦК ВКП(б) Ежову справку о виновности работников Разведупра и ИНО, обвиняемых Богомоловым в связи с провалом выкупа резидента Разведупра из Ханькоусской тюрьмы. Артузов оправдывал поведение Гартмана, а также необходимость поездки в Ханькоу Муромцева и Косова. В справке он также указывал, что Богомолов был в курсе всех мероприятий по освобождению, а поездка в Ханькоу проводилась с разрешения Полпреда. Оправдывал он и действия разведчиков ИНО: «Считаю, что товарищи чекисты, взявшиеся организовывать выкуп из тюрьмы своего товарища по разведке, резидента Разведупра, – поступили хорошо, так, как должны поступать большевики-подпольщики в отношении попавшего в беду товарища». При этом он скромно умалчивал о полной расконспирации (то есть непрофессионализме) работников ИНО в Шанхае. Отмечал он и ошибочность пересылки денег легальным путем при помощи аппарата Центросоюза, так как «совпадение провала выкупа с прилетом в Ханькоу работников Центросоюза было поставлено в связь и раструблено в газетах». Артузов писал: «Приговор суда – организатор выкупа присужден лишь к двум годам тюрьмы, и китайцы ни в чем не смогли скомпрометировать Советские учреждения в Китае, если не считать голословной газетной шумихи, которая обычно подымается по всякому текущему поводу. На этот раз пресса не могла привести ни одного факта, уличающего наши заграничные органы в нелегальщине, и ограничилась лишь раздуванием факта „случайного совпадения провала дела выкупа в Ханькоу с приездом советских служащих туда же“. В общем, жалобы Богомолова безосновательны, так как он все знал и не возражал, оскандалившиеся разведчики проявили добрые намерения, и не стоит раздувать досадный эпизод, обошедшийся без серьезных последствий.

Кончилась вся эта история тем, что КПК 11 декабря объявила строгий выговор Куцину и указала Нейману и Гартману на недопустимость нарушения правил конспирации в своей работе за границей. Под постановлением поставили подписи члены комиссии Куйбышев, Акулов, Ярославский. Разведчики и на этот раз переиграли дипломатов, отделавшись легким испугом. Но даже и эта легкая мера наказания не достигла цели. Член КПК Шкирятов разъяснил новому начальнику ИНО Абраму Слуцкому, «что делать отметку наложения взыскания на т. Куцина в его личной карточке не нужно». Гора родила мышь.

А какова судьба главного героя этой истории? После неудачной попытки освобождения он продолжал сидеть в тюрьме. В июле 1937-го началась японо-китайская война, скромно именуемая в Японии «инцидентом», продолжавшаяся до августа 1945-го. Отношения между двумя странами сразу же улучшились, появилась возможность вытащить из тюрьмы резидента, обменяв его на сына Чан Кайши, арестованного в Советском Союзе. 11 октября 1937 года был произведен обмен, и Бронин отправился в Алма-Ату по трассе «Зет», по которой перегонялась военная техника из Советского Союза в Китай. Тюремная эпопея закончилась для бригадного комиссара благополучно. Несмотря на разгул репрессий, он не только не был арестован, но его даже не выгнали из армии. Он работал в центральном аппарате Разведупра, а в 1940—1941 годах был старшим преподавателем по агентурной разведке Высшей спецшколы Генштаба. Во время войны был преподавателем Военной академии в Ташкенте и Москве. Беда пришла к нему в 1949-м, когда он был арестован и 14 октября 1950 года осужден Особым совещанием при МГБ на 10 лет лагерей. Просидел он в Омской области до 1955 года и в апреле был освобожден и реабилитирован. Потом работал в ИМЭМО Академии Наук научным сотрудником. Такая вот биография у шанхайского резидента.