В саду было действительно грязно.

Мокрая земля хлюпала под ногами у Женевьевы, а опавшие листья плотно покрыли дорожку, словно были приклеены, как обои на стену.

— Не знаю, куда идти, Гарри. Нам понадобится гондола.

Он не засмеялся. Он просто промолчал. Женевьева повернулась к нему и увидела, что его лицо побелело.

— Гарри, тебе надо выплатить долг?

Она понятия не имела, какой оборот приняла вчерашняя карточная Игра.

— Ради всего святого, нет.

В его голосе слышалась боль.

Женевьева вспомнила про герцога, как он был сдержан, когда делал свое предложение. И тут она поняла.

Не успела она додумать эту мысль до конца, как Гарри схватил ее за руку:

— Женевьева… О Боже! Я должен тебе сказать. Я всегда любил только тебя. Я и сейчас люблю тебя.

Женевьева смотрела на него, как в тот первый раз. Словно не могла поверить своим ушам. В мечтах она уже слышала эти слова бесчисленное количество раз, но все же ей казалось, что это сон.

— Любишь как самого близкого друга? — не удержалась она.

Женевьева не ожидала, что задаст этот вопрос. Откуда такой сарказм? Похоже на маленькую месть.

Гарри поморщился, но не выпустил ее руки. На мгновение она смутилась, не увидев перстня на его пальце, но тут же напомнила себе, что с ней Гарри.

— Нет, как женщину, — твердо ответил он.

Они смотрели друг на друга.

Слова Гарри звенели у нее в ушах. Женевьева не понимала, испытывает ли она восторг, или это всего лишь отголоски былой радости.

— Скажи что-нибудь.

Он слабо улыбнулся.

Она молчала, и его улыбка погасла.

— Ты закончил, Гарри?

Он не ожидал подобных слов и теперь молча смотрел на нее.

Разве она должна вести себя так холодно? Где та Женевьева Эверси, которая готова была броситься в его объятия?

— Наверное, нет. Я мог бы продолжить и сказать, какой я дурак и трус. Я ничего не знаю о любви, знаю лишь, что люблю тебя.

— Но ты мне сказал, ты собираешься сделать предложение Миллисент.

— Миллисент и понятия ни о чем не имеет.

Миллисент действительно понятия не имела о многих вещах.

— Учитывая мое финансовое положение, я и подумать не смел, что ты согласишься стать моей женой, поэтому не делал тебе предложения. А теперь все изменилось, и я решил рискнуть. Ты любишь меня?

Он не решался сделать ей предложение? Господи, неужели он не понимал, что натворил, сообщив о своем намерении жениться на Миллисент?

Конечно же, она любила его. Ничего не изменилось. Гарри был все тем же. Те же голубые глаза. Солнце так же освещало его волосы, и они сияли всевозможными оттенками. Те же волоски в носу, поры на лице и те же красивые губы, когда-то целовавшие ее руку, которую он теперь так крепко сжимал.

И она сумела из одного невинного поцелуя создать целый мир наслаждений. Никогда она не мечтала о подобном.

Монкрифф не целовал ее руку.

И все же что-то было не так. Женевьева ожидала, что ее сердце замрет, а потом учащенно забьется. Оно забилось, но только она не была уверена, от радости или просто от удивления, или даже от тревоги.

Что-то не так. Это совсем не похоже на радостное предвкушение.

Она вспомнила: она молча смотрит на Гарри, не в силах справиться с бурей чувств, бушующих в ее груди. Все смешалось, и она уже не может отделить одно от другого.

«Если он не сделает предложения…» — подумала она тогда.

Ничего, пусть Гарри говорит, как всегда. И он продолжал:

— И я все равно надеялся, что ты согласишься разделить твою жизнь со мной.

— Как твой друг?

Зачем она продолжала терзать его?

Лицо Гарри пошло алыми пятнами.

— Как моя жена, — произнес он, словно оправдываясь.

Она уже говорила ему «да» в мыслях, говорила всякий раз, когда он смотрел на нее.

Но теперь она, кажется, забыла, как произносится это слово.

— Женевьева, прошу. Ты должна мне ответить. Ты любишь меня?

Никогда прежде она не видела Гарри таким несчастным. Это было поразительное зрелище. И Женевьеве тут же захотелось спасти его.

— Я люблю тебя, — чуть колеблясь, ответила она.

Это не было ложью. Однако у Женевьевы появилось странное чувство. Сказанные ею три слова уже не звучали прекрасно, как прежде. Она словно с трудом припоминала их.

Но лицо Гарри просветлело от радости и облегчения, и она с благоговением смотрела на него. Интересно, какое сейчас у нее лицо?

— И ты станешь моей женой?

Ответ определит всю ее дальнейшую жизнь. Как давно Женевьева мечтала об этом дне! Но возможно, это жизнь выбрала ее, как она однажды сказала герцогу. Любовь находит нас.

— Я стану твоей женой.

Гарри обхватил ее лицо ладонями и заглянул в глаза. В мыслях Женевьевы возник образ другого мужчины с младенцем на руках. Она не стала отводить руки Гарри. Ей не следовало слишком много думать, а лишь чувствовать, но именно в этот момент она словно заглянула в его душу. И испытала неприятный холодок и страх, конечно, это всего лишь нервы, от того, что уже знает о Гарри все. Он никогда не удивит ее, никогда не научит ничему новому, Женевьева знала его слишком хорошо, они были слишком похожи, и он был просто не тот, который нужен.

Конечно, это всего лишь нервы. Она получила то, к чему стремилась. Она же всегда мечтала о безопасности и уверенности.

Она мечтала о Гарри.

— Женевьева, — прошептал он.

Она позволила ему поцеловать себя, но вначале почти не отвечала на поцелуй. Гарри хорошо целовался, и теперь Женевьева тоже умела это делать, ей нравилось, когда ее целуют, хотя у нее хватило благоразумия не показывать этого. Ей не следовало ни о чем думать, когда ее в первый раз целует любимый мужчина, в объятиях герцога она забывала обо всем, но сейчас мысли так троились у нее в голове. Все было совсем иначе. Где Гарри научился целоваться? «Сейчас же перестань думать», — приказала она себе. И тут же появилась мысль, что ей надо просто отдаться своим ощущениям. Гарри нежно прикасался к ней, Женевьева раскрыла губы, и вскоре они уже неистово целовались.

Поцелуй был хорош, и Женевьева удовлетворила свое любопытство: губы Гарри были совсем другими, чем у герцога, и вел он себя иначе. Они стояли обнявшись, и все это было странно и ново, и Женевьева ощущала, как разгорается желание Гарри, когда он прижимался к ней.

Но она сама не чувствовала ничего.

Возможно, это пройдет. За последнею неделю она успела узнать, что ей не чуждо ничто человеческое. Это просто вопрос времени.