– А что, есть определенный тип девушек, которые заговаривают с барменами? – поинтересовался Брагин.

– Не сопоставляете.

Опять это дурацкое выражение, означающее, скорее всего, что такой важный человек, как следователь, задает детские вопросы. Не видит очевидного. Или лезет со своими теориями туда, где все уже проверено практикой и ответ давно существует.

– Есть определенные состояния. Когда тебе очень нужно выговориться – и не важно, пьяный ты или трезвый, женщина или мужчина. Ну там – жена ушла, любовник бросил, твой самый страшный враг пошел на повышение, умер любимый кот.

– Я бы хотел завести кота, – грустно сказал Брагин. – Но у жены аллергия.

– Поссорились, да? Или все серьезнее?

Интересно, как это у него получается? У веселого разбойника, киношного албанца? Или все дело в золотых коронках, которые если и ставят, то только в странах третьего мира, с одной стоматологической клиникой на пятьсот тысяч населения? Африканские плато, азиатские предгорья, где процветает шаманизм, вудуизм и еще черт знает что. Откуда-то Брагин знает, что все бармены через одного – хорошие психологи. А плохим на такой работе стать невозможно в принципе, потому что в бесконечном дне сурка (хоть люди и разные, но проблемы у всех одинаковые) оттачиваются все утешительные формулировки. И иронические реплики, и хамские – иногда это просто необходимо для встряски. И уже одного взгляда достаточно, чтобы понять, что нужно человеку. Потому что сотням остальных вчера-сегодня-завтра было и будет нужно то же самое.

Разве Брагин исключение?

Одной сочувственной вуду-улыбки и подбадривающего кивка достаточно, чтобы Сергей Валентинович выложил то, о чем никогда не стал бы рассказывать ни капитану Вяткину, ни старому-доброму Лёхе Грунюшкину. Они с Катей не поссорились, потому что они никогда не ссорятся, никогда. Катина бездетная голова уже давно лежит на плахе – секи ее, Сергей Валентинович! Катя заранее со всем согласна и уже давно просчитала траекторию, по которой голова скатится с плахи куда-нибудь в сторону Елагина острова или Заячьего острова, куда ветер подует. И в вопросе о Дарье Ратмановой не было никакого торжества, – вот я тебя и поймала, неверный муж. Катя просто хочет знать, как далеко все зашло, но никаких препятствий чинить не будет. Примет все как должное.

Уходя – уходи.

А Брагин… Брагин так трясся над заветной бумажкой с телефоном сценаристки, что по-глупому забыл ее во внутреннем кармане пиджака. Это каждый раз происходит – не с какими-то женскими телефонами, боже упаси (нет у Брагина внеслужебных женских телефонов). Вообще. Все из-за невесть когда выработавшейся привычки носить пиджаки. С рубашками, футболками, бадлонами и даже свитерами. Пиджаки – вещь капризная, требующая ухода, особенно когда таскаешь их в хвост и гриву, как делает Сергей Валентинович. И Катя периодически сдает их в чистку, вот и сейчас решила сдать. И проверила карманы, как это обычно и бывает. Вытащила из них все, – как это обычно и бывает. Нужно отдать должное Кате: она никогда не акцентирует внимание на содержимом карманов, просто перекладывает его, не глядя, в старую индийскую вазу, стоящую на комоде в коридоре. Почему на этот раз она решила заглянуть в аккуратно сложенную бумажку?

Потому что она была аккуратно сложена, да и не важно это.

Важно, что Сергей Валентинович впервые разозлился на Катину торжествующую покорность: «ну вот оно и произошло, у Сережи кто-то появился». Он не стал говорить Кате: это креатурка Лёхи Грунюшкина (что было правдой) и его попросили проконсультировать члена съемочной группы (что тоже было правдой). И на Катин вопрос:

– Это то, что я думаю?

Брагин вдруг ответил:

– Я не знаю.

И это было неправдой и правдой одновременно. Он точно знал, что хотел бы увидеть Дарью Ратманову еще раз. Видеть ее снова и снова. Пройдет ли это наваждение – неизвестно, что делать с Катей – неизвестно. Хотя она стоит сейчас перед ним, потухшая и исполненная решимости одновременно:

– Ты знаешь, что нужно делать, Сережа.

Он не знает. Зато бармен Григорий знает наверняка. Мотивы у людей могут быть самыми разными, но на выходе остается одно: заказать что-нибудь крепче кофе и начать изливать душу. Иногда можно уложиться и в пару-тройку фраз.

– …Поссорились, да? Или все серьезнее?

– Все серьезнее, – бросил Брагин.

– Вот видите. Я сразу понял. Вы бы хотели поговорить, но не станете этого делать. Не в этот раз. И корочки мешают. Нет?

– Возможно.

– Я понял, – снова повторил Григорий и подмигнул Брагину черным албанским глазом. – А с той девушкой – не понял. Все было неправильно. Она не должна была со мной заговаривать, но заговорила.

– И что она вам сказала?

– Спросила, когда я заканчиваю работу. И могли бы мы увидеться.

– Зачем? – удивился Брагин.

– Вот и я подумал – зачем? Я совсем не интересовал ее как мужчина, такие вещи сразу просекаются. Даже если бы ей было так плохо, что хотелось бы срочно отомстить кому-то из своей жизни, не очень верному… Она бы выбрала другого. В таком деле главное – не упустить время, когда месть еще выглядит сладкой, что сахарная вата. И все оправдывает. Не стала бы она ждать, когда я закончу смену.

– Это все, о чем вы говорили?

– Ну, она еще сказала, что я ужасно милый. А разве я милый? И еще что-то такое произнесла… Что я не мог не запомнить. Ну, тогда помнил, долго помнил, а сейчас забыл. Старею, да.

– Почему не могли не запомнить?

– Звучало необычно. Прямо как фраза из кино. Ну, знаете, бывают такие… Вроде бы и воздуха набрать надо, чтобы произнести. И помолчать после. Но смысла в них ноль. Сейчас. Сейчас… Ага, вспомнил. «Между двумя комнатами нет дверей. Нет стен. Как мы найдем друг друга?»

Наверное, это и впрямь фраза из какого-то фильма, ложно-многозначительная. И Брагин видел этот фильм, потому что фраза ему знакома. Она словно висит перед глазами, оторванная от экрана, оторванная от сюжета.

– Это всё?

– Наверное, последовательность была не та. Сначала про то, что я милый. Потом про комнаты. Потом она спросила, может ли меня поцеловать. Это было неудобно, но я согласился.

– Почему?

– Почему неудобно? Перегибаться через стойку всегда неудобно, а тут пришлось.

– Почему согласились?

– Не в моих правилах отказывать хорошеньким девушкам. Поцелуй, правда, получился не очень.

– Не очень?

– Не очень обязательный. Можно было обойтись и без него. Зато я ее сфотографировал. Вы спрашивали – не была ли она против. Нет, не была.

– Позировала вам?

– Не специально. Потом отвлеклась на звонок.

– Ей позвонили?

– Звук она выключила. Так что не могу утверждать точно – звонили ей или звонила она. Разговор был не очень долгий. Девушка только сказала: «Мне кажется, они здесь».