Джером повел ее в сарайчик рядом с прокатом коньков — там продавали кофе и какао по два цента за чашку. Они заняли очередь. Заметив их, стоявшая за прилавком девушка вздрогнула от неожиданности.

— Только посмотрите, кто к нам решил зайти! — На вид она была примерно ровесницей Глории, из-под вязаной черной шапочки поблескивали миндалевидные глаза; куталась девушка в поношенный матросский бушлат.

— Макс! — Джером выпустил руку Глории и чуть отодвинулся. — Как поживаешь?

— Тебе не кажется, что ты поздно этим интересуешься? — ответила продавщица. — Лучше месяц назад поинтересовался бы.

— Знаешь, я был очень сильно занят…

— Оно и видно. — Она окинула Глорию взглядом с головы до ног. — Слишком занят, развлекаясь с богатыми белыми девочками?

— Полегче, Макс. Не нужно говорить о том, чего ты совершенно не знаешь.

— Ты прав, знать я ничего не знаю, да только слышала, что на прошлой неделе к тебе домой заглядывала какая-то рыжая. Ночью. — Взглядом она резала Глорию на части. — Наверное, люди все выдумали.

— Мы сюда пришли выпить горячего, а не слушать твои ледяные речи. — Голос у Джерома звучал по меньшей мере на октаву ниже, чем обычно.

— Извини, объявление надо читать: мы подаем только горячее какао и кофе. Темные напитки. Черные напитки.

Пораженная Глория уставилась на девушку. Впрочем, она ведь хотела, чтобы все было по-настоящему — и получила, разве нет? Ей здесь не рады, им с Джеромом нигде не будут рады. А это ведь всего лишь юная дурочка, которая продает какао.

— Все нормально, — сказала Глория. — Мне не хочется пить…

— Это не нормально! — Джером бросил на прилавок пятицентовую монетку, а в глазах его уже бушевал гнев. — Ты дашь нам две чашки какао, как и любому другому посетителю. — Макс хотела что-то возразить, но он демонстративно обнял Глорию за плечи. — Давай, не тяни время.

Макс поцокала язычком, однако поставила на прилавок две чашки какао. Указала на них рукой в перчатке.

— Надеюсь, вам понравится, — подчеркнула она, обращаясь к Глории. — Получай удовольствие, пока предлагают, дорогуша.

Джером взял обе чашки, и они с Глорией в молчании вышли снова на улицу. Уже стемнело, по-прежнему шел несильный снег. Над замерзшим городом повисла зловещая тишина, прерываемая разве что отдаленным визгом тех немногих, кто еще не ушел с катка, да еще — проезжающими время от времени машинами. Джером подал ей бумажный стаканчик.

— Эта девушка — подруга моей сестры, — начал он извиняющимся тоном. — Я не хочу, чтобы ты думала, будто она для меня…

— Не нужно ничего объяснять. Я ничего и знать не хочу. — Ей действительно этого не хотелось. Она никогда до этого не задумывалась всерьез о том, что в жизни Джерома были другие женщины. Несомненно, их было немало — в той же «Зеленой мельнице» они толпились вокруг него каждый вечер. Но ей ли упрекать его в этом? У нее же в сумочке прожигает дыру огромный бриллиант…

Ой, прием в честь помолвки! Она совершенно забыла! Но опоздать было просто невозможно: сейчас только четверть шестого. Если сразу взять такси, она через двадцать минут будет дома, еще через десять — под душем, к четверти седьмого высушит волосы, оденется к…

— Идем сюда. — Джером потянул ее за рукав пальто и увлек в боковой переулочек. Оглянулся, удостоверился, что их никто не видит, и нежно поцеловал Глорию.

— Да, я же тебе так и не сказал, что говорят о первом снеге. С кем бы ты ни была, когда пошел первый за зиму снег, этот человек сильно изменит твою жизнь в предстоящем году.

— Ты это сам выдумал, — засмеялась Глория.

— Эй, Рыженькая, почему ты не веришь мне?

Они прошли по переулку, дошли до угла, и Джером поймал ей такси. Забрал стаканчик, который она так и держала в руке, и ласково сказал:

— А теперь езжай, развлекайся на своем приеме.

Такси отъехало, а она все смотрела на него в окошко. Прежде чем повернуться и уйти, он вылил какао на землю, и снег приобрел цвет шоколада.

***

— У меня это просто не получится. — Глория, обернутая полотенцем персикового цвета, тяжело опустилась на край ванны, с ее волос стекали на спину капельки воды. До начала приема оставалось полчаса, а она еще не начинала одеваться. — У меня не осталось сил притворно улыбаться.

— Вдохни поглубже, — посоветовала Клара и шумно втянула в себя воздух, показывая, как надо. Она только что зачитала Глории список всех репортеров, которых ожидали на приеме. Теперь свернула список и бросила на мраморный туалетный столик. — Не берусь ничего делать с твоими чувствами, но о твоем внешнем виде, по крайней мере, могу позаботиться. Сиди здесь и не двигайся!

— Да куда я денусь? — промямлила Глория, а Клара опрометью выскочила из ванной.

Глория держалась молодцом, пока не начала брить ноги после душа. Заметила свежий синяк на колене — это она ударилась, шлепнувшись на лед с Джеромом, — и мысли ее вернулись к сегодняшнему свиданию. Бастиан никогда не повел бы ее на каток.

Еще совсем мокрая, Глория выползла из ванной и плашмя упала на кровать.

— Давай, давай, поднимайся! — Клара вошла в комнату, закрыла дверь и резко хлопнула в ладоши. — Я тебе разве не сказала сидеть и никуда не уходить? — Тут она взобралась на кровать и немного попрыгала на ней.

— Я тебя поняла! — Глория с трудом заставила себя принять сидячее положение.

— Я принесла все, что нужно. Твоя задача — сидеть спокойно и делать, что я говорю. — Клара помахала перед носом Глории каким-то флаконом. — Тебе необходимо лекарство.

Глория выхватила у нее маленькую бутылочку и с восхищением рассмотрела. Она была позолочена, спереди на стекле выдавлена бабочка, а на пробке вырезаны буквы — «К и Г».

— Откуда это у тебя? — спросила она, отвернула пробку и понюхала содержимое.

— Нет времени на вопросы, — сказала ей Клара, поцокав языком, — осталось только время делать то, что сказано. Давай-ка, пей.

Глория повиновалась. Ощущение было такое, будто по пищеводу провели зажженной сигаретой.

— Ты что, отравить меня хочешь? — спросила она, отчаянно кашляя. — Что это за гадость?

— «Зеленая фея», — ответила Клара, в свою очередь принюхавшись к содержимому бутылочки. — Хотя я никогда не могла понять, отчего ее называют зеленой — вкус у нее как у черной лакрицы.

— Ты на каком языке говоришь?

— Это абсент, дорогая моя. — Клара снова усадила Глорию на краешек кровати.

Глория чувствовала, как по телу разливается тепло, принося с собой расслабленность и успокоение. Ей казалось, что алкоголь пульсирует в кончиках пальцев.

— Но я не могу появиться перед репортерами «под мухой»!