Опозеры будто клещами вцепились в эту больницу, отдавая каждый метр с большой кровью.

Комбат матерился, как махровый сапожник. На его направлении произошла задержка, тогда как два батальона соседей смогли продвинуться дальше, зачистить несколько полуразрушенных зданий больничного комплекса и закрепиться в них.

Ротный по рации привычно выслушал поток отборной брани от комбата и отдал единственному оставшемуся в живых командиру взвода лаконичный приказ: вперёд!

Взводный – вчерашний выпускник военного училища, но уже обстрелянный и бывалый, коротко кивнул и пошёл собирать остатки роты. Удалось найти девятнадцать человек – грязных, прокопченных, уставших и угрюмых мужиков и парней. Он довёл до подчинённых давно понятный им приказ и дополнительно сообщил, что вместе с ними по своим направлениям пойдут третья и первая роты. Об этом солдаты тоже знали, так как воевали всё это время рядышком, потому восприняли приказ как формальный. Помалкивали, разумеется, чтобы не злить вышестоящее командование, которое, вероятно, не знало или не желало знать про обескровленные измотанные части, где вся техника давно сожжена, штатная структура в батальонах и ротах тоже давно нарушена, связь хрен поймёшь, как работает, снабжение отвратительное. И при этом от солдат и младших офицеров, не смотря ни на что, требовали продвижения вперёд. Вот они и продвигались, ожесточённо ломая яростное сопротивление опόзеров.

Врассыпную, прячась за маломальскими укрытиями, остатки роты пошли в очередную атаку. Грохот стрельбы и без того почти не смолкающий, усилился ещё больше.

Иван, пригибаясь, перемещался короткими перебежками, часто падая, изредка коротко стреляя из автомата по оконным проёмам, из черноты которых вспыхивали смертельно опасные огоньки.

От опозеров били автоматные и пулемётные очереди. Пули свистели совсем рядом, вгрызались в искорёженный миномётным обстрелом асфальт, поднимая высокие фонтанчики пыли.

Мыслей у Ивана никаких не было. Животный страх подавлялся инстинктом самосохранения, а это, кто понимает, совсем другое. Точный расчёт, что и как нужно делать, немного увеличивал шансы на выживание.

Однако ж Смерть всё равно стояла у каждого за спиной и ждала подходящего момента, когда жертва чуть выше поднимет голову. Тогда она махала отточенной литовкой – р-раз! – и покатилась головушка…

Обороняющиеся усилили огонь. Вероятно, к ним подошло подкрепление, судя по плотности огня, не больше взвода, но и это в нынешних условиях была внушительная сила. Пули засвистели чаще, пугающе ударяясь в асфальт, вжикая над головами, рубя чудом уцелевшие кусты акации.

Остатки роты вновь залегли.

Лежащий вместе со всеми ротный яростно матерился не хуже комбата, демонстрируя виртуозное владение великим и могучим.

Как только солдаты, подгоняемые его ругательствами, пытались подняться и сделать хоть шаг вперёд, тут же грохотали автоматы и пулемёты, снова прижимая всех к прогревшемуся асфальту, пахнущему гудроном.

Ивану этот запах на миг напомнил давнишнее детство, когда он с пацанами отколупывал кусочки гудрона от больших комьев, приготовленных рабочими для расплавки, и жевал его вместо жвачки, хоть и полно её в магазинах было, да не всегда у пацанов деньги водились. Опять же, запретное гораздо интереснее. Мать, конечно, ругалась, когда видела этот идиотизм, а им всё нипочём, убегали, смеясь…

Неизвестно, сколько бы продолжалось такое загорание под палящим солнышком на тёплом пропылённом асфальте, но соседям удалось ворваться в вестибюль. Там заметалась злая перестрелка, ухнули несколько взрывов ручных гранат, а потом началась рукопашная с такими воплями, что через гудящую над городом канонаду их было слышно даже за сто метров от здания, где залёг Иван вместе с остальными.

Тут уж ротный и вовсе не выдержал, матерясь через слово, заорал, срываясь на фальцет:

– А ну, поднимайтесь, … вашу мать!!! Вперёд, я сказал, сучьи дети!!! Вперёд!!!

Иван выдохнул резко, подскочил и побежал первым, отчаянно петляя, каким-то особым чутьём определяя, куда врежутся пули в следующую секунду, посылаемые с верхних этажей здания.

За ним поднялись остальные и дико вопя что-то нечленораздельное – каждый своё, ринулись вперёд.

Падали убитые и раненые, остальные бежали, как заправские спринтеры, ведя на бегу огонь по окнам.

Никитин добежал первым, прижался спиной к стене, наблюдая за своими, тяжело дыша, чувствуя бешеное сердцебиение. Кто-то уже успел заскочить в мёртвую зону, остальные отчаянно стремились в неё. Ждать Иван не стал. Он решил, что в вестибюль соваться смысла нет, там и без них справятся, поэтому побежал вдоль здания. Увидел небольшую старую каменную лесенку с полуразрушенными перилами в стиле пятидесятых годов прошлого века. Лесенка вела к одинокому, неприметному проходу без входной двери, вероятно, служебному.

Иван аккуратно сунулся в него и тут же отпрянул назад. Никто не стрелял. Тогда он, пригнувшись, снова скользнул в проём и начал подниматься по лестнице.

Сверху застучали чьи-то ноги. Судя по звуку шагов, бежали несколько человек. Они миновали второй этаж и устремились ниже.

Никитин, присев на колено, ждал.

Трое опозеров выскочили на площадку, выше на лестничный пролёт от него.

Иван длинной очередью срезал всех троих. Двое кубарем полетели вниз по ступенькам к его ногам, загремели их автоматы, летя вместе с убитыми владельцами, третий осел на площадке, громко крича от боли. Никитин подскочил к нему и ударом приклада в лицо заставил раненого умолкнуть, потом врезал ещё пару раз, добивая агонизирующего врага.

За Никитиным уже подтянулись самые резвые. Иван первым поднялся на второй этаж. Дверной проём тоже без двери открывал путь с площадки в длинный во весь этаж коридор.

Практически повсеместное отсутствие дверей объяснялось очень просто: ушли на дрова в холодную зиму.

Из ближнего помещения доносилась суматошная автоматная стрельба из нескольких стволов. Опозеры всё ещё пытались остановить наступающих с улицы.

Иван достал из разгрузки гранату, лёгкими шагами, подскочил к входу в помещение, выдернул чеку и катнул по полу рубчатый корпус лимонки.

Он услышал отчаянный вопль – кто-то из опозеров увидел вкатившуюся гранату, – и тут же грохнул взрыв, оборвав дикий крик, вышвырнув в коридор тучу пыли.

Никитин ворвался в запылённую комнату и полоснул очередью по едва ворочающимся, оглушённым и израненным противникам.

Никого не оставлять за спиной. Это железное правило.

Забежавшие следом парни опустили автоматы. Все бойцы были напряжены, белки глаз поблёскивали на закопченных тревожных лицах.

Быстро обследовали остальные помещения на этаже. Как ни странно, больше никого не обнаружили. То ли опозеры спустились в вестибюль на помощь своим, то ли наоборот, поднялись выше, на последний, третий этаж, что маловероятно: добровольно загонять себя в западню никто не станет. Всё равно третий этаж и чердак предстояло проверить, чем парни и занялись, соблюдая необходимую осторожность, выставив охранение, чтобы свои же, поднимаясь по лестнице, не приняли их за опозеров.