– И каков тогда наш план? – Джейн начала опасаться, что джентльмены воспользуются результатами трудов своих леди, но не позволят им продолжать участвовать в поисках истины.

– Завтра мы с Ричардом попробуем отыскать Миллза и убедить его поехать к Рис-Джонсам, даже если нам придется выдумать какую-нибудь причину, – слова лорда Гренвилла подтверждали подозрения Джейн, и обе дамы нахмурились. – А следующий день вполне подойдет для разоблачений.

– Вы же не думаете, что отправитесь в дом Рис-Джонсов без нас? – негодование явственно слышалось в тоне леди Гренвилл.

– Вам недостаточно визита в Уандсворт? – холодный тон Уильяма ясно говорил о том, что он не одобряет выходку своей жены.

– Предоставь это Эмили и моей сестре, – миролюбиво произнес Ричард. – Если бы не их старания, нам бы и в голову не пришло искать убийцу так близко. К тому же речь идет о молодой девушке, и две леди, которые до сих пор были добры к ней, скорее найдут способ заставить ее проговориться, нежели двое мужчин, известные мисс Рис-Джонс как приятели ее брата.

Лорд Гренвилл был вынужден согласиться, но всю обратную дорогу до Гренвилл-парка Эмили явственно чувствовала его раздражение, смешанное с любопытством – что же все-таки за женщину он выбрал в жены?

Пауза, предложенная лордом Гренвиллом, оказалась неожиданно полезной.

На следующий день, после чая, Эмили описывала в своем дневнике визит к мисс Чарити Парр. Подробности встречи с Филиппом Рис-Джонсом она решила записать позже из опасений, что испортит страницы дневника, пока что она не могла вспоминать измученное лицо Рис-Джонса без того, чтобы глаза не начинало щипать от подступающих слез.

Лорд Гренвилл и Соммерсвиль, как и обещали, поехали в Торнвуд с намерением встретиться с суперинтендентом Миллзом, даже если придется вернуться за ним в Лондон. Джейн собиралась навестить доктора Вуда и расспросить его о болезни Кэтрин – не заметил ли он, когда лечил девушку, как меняется ее образ мысли под влиянием лихорадки.

В одиночестве леди Гренвилл снова и снова продумывала, как лучше начать разговор с Кэтрин Рис-Джонс, и почти не выпускала из рук дневник. Так могло бы продолжаться до самого вечера, если бы Хетти не принесла ей письмо, сопровождавшее довольно объемистый сверток.

Эмили с любопытством оглядела посылку, но все же решила сперва прочесть письмо. С первых же строк, едва она узнала имя автора, волнение ее многократно усилилось, и она постаралась прочесть послание так быстро, как только возможно, так, что строчки расплывались у нее перед глазами.

«Леди Гренвилл!

Счастлив оказать вам услугу, пусть и не имею чести быть знакомым с вами. Однако нас нельзя назвать вовсе незнакомыми людьми, исходя из того, что вы уже писали мне. Мое имя – Джулиан Мэйнсуорт – уже известно вам от моего приятеля, Филиппа Рис-Джонса, чьи злоключения стали мне известны лишь из вашего послания. Разумеется, я готов сделать все, что в моих силах, ради восстановления справедливости и буду чрезвычайно рад, если моя помощь окажется полезной Филиппу. Сегодня же я намерен добиться встречи с ним и предложить свою поддержку.

Вчерашний вечер я посвятил поискам сведений о прежнем камердинере Рис-Джонса и провел целое расследование среди своей прислуги. Безотлагательно хочу сообщить вам, что мне удалось разузнать, где ныне подвизается этот человек, но не думаю, что это так уж важно для нашего дела. Говорю это потому, что нам нет нужды разыскивать этого малого, чтобы узнать у него о плаще Рис-Джонса, когда у нас есть сам плащ!..»

Тут Эмили на мгновение оторвалась от чтения и посмотрела на сверток, оставленный Хетти на стуле. Так вот что в нем! Поистине, находка плаща казалась чудом! Молодая женщина немедленно захотела узнать, каким образом эта вещь оказалась у Мэйнсуорта, а для этого ей всего лишь требовалось дочитать письмо.

«…Должно быть, вам уже известно, что камердинер Рис-Джонса повел себя непозволительно с одной из моих служанок и был уволен тотчас же, как мой друг узнал об этом. Укладывать тот немногий багаж, что был с Филиппом во время визита ко мне, было поручено столь вовремя найденному им новому камердинеру, который, к сожалению или к счастью, не проявил должного рвения и ограничился лишь теми вещами, что находились в спальне Филиппа. Я совершенно точно помню, что на Филиппе, когда мы с ним прощались, плаща также не было, так как буйствовавшая всю неделю непогода сменилась солнечным и теплым днем.

Мне пришлось прибегнуть к помощи своего дворецкого, который обещал порасспрашивать других слуг о прежнем камердинере Рис-Джонса. Возможно, тот что-то говорил о планах по дальнейшему устройству своей жизни. Один из лакеев сообщил адрес меблированных комнат, где собирался остановиться этот негодный человек. Мой дворецкий уже собирался вернуться ко мне с этой вестью, когда младшая горничная вдруг заявила, что, как ей кажется, плащ мистера Рис-Джонса, о котором дворецкий вскользь упомянул, лежит на полке в гладильной комнате. Подумать только, все это время плащ был в моем доме! Причиной подобного недоразумения явилось злосчастное стечение обстоятельств, которое я тотчас пожелал уяснить во всей полноте, чтобы получить возможность написать вам обо всем как можно более подробно.

Я дал себе труд спуститься в комнату, где моя прислуга пьет чай, и попросил горничную повторить свой рассказ. Утром того же дня, когда Рис-Джонс велел своему камердинеру убраться восвояси, мы с Филиппом провели довольно много времени в поисках подарка для моей досточтимой матушки, переходя из одной лавки в другую. В одной из таких лавок я забыл свой зонт, что было очень досадно, учитывая отвратительную погоду. Перед тем как мы сели в экипаж, желая поскорее оказаться в тепле и сухости, какой-то уличный торговец не удержал свою тележку на скользкой мостовой, и она проехала прямо посередине обширной лужи, обдав Филиппа целым фонтаном грязных брызг. Своей спиной мой друг защитил меня от подобной участи, и на обратном пути мы немало посмеялись над этим случаем, хоть я и не позволил ему сесть в мокром плаще на заново обитое сиденье моего экипажа.

По возвращении в мой дом Рис-Джонс приказал камердинеру отчистить и отгладить плащ. Дальнейшая часть истории состоит из моих предположений, но я, скорее всего, не сильно ошибусь. Вероятнее всего, слуга исполнил приказ лишь наполовину, почистив плащ и положив его на полку, чтобы утром погладить. Тем же вечером разразился скандал, и камердинер Филиппа был вынужден заботиться уже о своем собственном гардеробе.

Новый камердинер Рис-Джонса ничего не знал о плаще, а сам он был слишком озабочен поисками слуги и не хватился плаща, так как в нем не было надобности из-за теплой погоды.

По какой причине никто из моих слуг не обратил внимания на чужую вещь, я не готов вам сообщить. Так или иначе, я сделал им всем выговор за небрежение, но не столь сурово, как это сделала бы моя мать, от которой всю эту историю удалось пока сохранить в тайне. Отчасти моя мягкость объясняется тем, что я сразу же понял, как важна эта находка для бедного Рис-Джонса, правда, принесет она пользу или вред, мне неясно. Если его плащ был все это время здесь, значит, он не мог надеть его в день бала! Из вашей короткой записки я не могу составить себе полную картину случившегося, но в дальнейшем надеюсь узнать все подробности от самого Филиппа.