Я не удержался и накрыл ее ладонью. Девушка взвизгнула.

– Зима скоро. Простыть не боишься?

– Боюсь. Но красиво же! – Дзайана закружилась, танцуя, по усыпанному листьями асфальту. – Правда, я красивая?

– Очень. Как твоя нога?

– Чарово. Все прошло. Бли-ин, я такая счастливая!

Света прижала ладони к горящим щекам:

– Такое только в романах бывает. Меня Лешик вытащил из больницы! А потом мы гуляли по ночному Ведену!

Я ощутил укол ревности. Когда кто-то счастлив, ему завидуют… Закон природы такой. Света взяла меня за руку и с тревогой заглянула в глаза:

– Ты так помрачнел! Что-то случилось? Ты обиделся?

– Нет, ничего. Устал немного. Вся эта катавасия: монахи, зомби, бандиты…

– А-а. – Она стянула с плеча рюкзачок. – Банан хочешь? Ты голодный, наверное!

От банана я отказался. Светка на ходу достала гроздь и оторвала один. Принялась деликатно, двумя пальчиками очищать.

Проходивший мимо парень противно осклабился:

– Гы-ы! Эротика. О да, ласкай его губками!

Светка со зверским видом оторвала зубами половину банана и выплюнула тому под ноги.

– Пошел в жопу, урод. Понял? – И повернулась ко мне: – Так, значит, ты отыскал Людея? Рассказывай.

Я пробовал было отнекиваться, но скоро сдался. Выслушав мою историю, Светка широко распахнула глаза:

– Ты молодец! Только ничего еще не закончилось. Уверена: Двери Истени спаслись, когда все стало рушиться. Тебя еще будут искать.

А ведь действительно… Для старших ассасинов буря, которую поднял Людей, – пустяк. Они, конечно же, нырнули в Истень и спаслись. А тут еще и странные слова Людея о повелителе мертвых…

И – зомби, отправленный по моему следу.

Согласно объяснениям варвара можно было найти что угодно: Северный полюс, тайную резиденцию ложи полотеров, тринадцатый валун сада камней, но только не башню.

Мы стояли на углу улиц Складовской и Кюри, озираясь по сторонам. В воздухе потрескивали искры эфирных эманаций. Незримой аурой колыхалась духовность.

«Целительский центр духовности и космопсихоэниаэнергетики» – сообщала табличка на двери.

Я вспомнил газету, которую читал в день встречи со Светой. Именно сюда стремились пенсионеры, жаждущие «неограниченного продления пенсионных льгот». В этих краях решались «запутанные случаи наследства», здесь «легально пересматривали завещания», а безутешные вдовы искали «общения с окончательно недоступными» мужьями. Перед «временным супружеством с урезанными правами» мое воображение пасовало.

– Ну что, пойдем? – повернулся я к Свете.

– Ага. Ой, слушай, я здесь никогда не была! Это знаешь что?! Это теткинская магия!

– Что-что?

Светка скорчила презрительную гримаску:

– Ну надо же теткам, которые не дзайаны, где-то фигней страдать… Это здесь.

Мы прошли в целительский центр. Старичок-вахтер за стеклянной стенкой застенчиво на нас покосился, но промолчал. Тайный вахтерский знак заставил его расцвести:

– Проходите, гости дорогие! Благой вам кармы и чистых чакр!

На площадке мы чуть помедлили, решая, куда идти дальше. С первого этажа тянуло затхлостью и неустроенностью. Грязная лестница манила наверх; перила ее блестели той особенной полировкой, что создается прикосновениями многих рук.

Предчувствия не обманули. Второй этаж пропах ароматическими палочками, шафраном и алупатрами[13]. На стене поблескивала карта звездного неба. В шкафах пылились сочинения Ошо. Фраваши Ломовцева с черно-белых картин осияли входящих взглядами строгими и справедливыми.

На нас внимания пока что не обращали. Костлявая дама в сари и строгих очках что-то задушевно проповедовала неофитам. Ей внимали художница с зализанными чертами лица и помятый целитель в затрапезном костюме. Речь, конечно же, шла о духовности, фравашах и благом пути.

– …и вот ты представляешь, какая сволочь! Так и говорит: «Не знаю я, чей это ребенок, и знать не хочу!» А я ему: «А что ж ты раньше-то молчал?!»

– А он?

– А он: «Мы проверяли чувства».

– Мерзавец!

– И не говори!

– Это, милочка, вам кармическое испытание. Из него вы выйдете обновленной и перерожденной. В ранге сидха, а то и повыше.

– Да я ему глаза бесстыжие выцарапаю! И порчу наложу по шее!

Я попытался вклиниться в разговор:

– А скажите… к башне безмолвия как пройти?..

На меня посмотрели очень нехорошо. Женщина-богомол ткнула подбородком в глубь коридора:

– Туда идите… Спуститесь во двор, спросите кого угодно. А лучше не спрашивайте, прямо идите. Окажетесь у морга. Там ворота, позвоните, и идите, идите, идите отсюда!

По шаткой лесенке мы спустились в захламленный двор. В лицо ударило пропахшим бензином ветром. Из кучи мусора выскочила крыса – здоровая, раскормленная.

Вот они – задворки духовности. Темная сторона силы.

Ворота нашлись почти сразу же. С улицы сюда действительно ходу не было. Я потянулся к кнопке звонка, но Светка перехватила руку. Толкнула створку, и та отошла в сторону.

– Не будем шуметь, лапа. Хорошо?

Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. Чтобы не таскать лишнего, я бросил сумку в бурьян и шагнул в ворота следом за дзайаной.

В парке царили тишина и покой. Опадали листья, выстилая землю золотой мозаикой. Чугунные завитушки скамеечных спинок тонули в сугробах палой листвы, и дворник с барственной ленцой сгребал ее в кучу.

У забора плясали языки крохотного костерка. Два старика сидели возле огня с бесстрастием самураев Тайра. Пламя они подкармливали теми листьями, что сгребал дворник; рыжина кленов сплеталась с отблесками костра. Пар висящего над огнем котелка пропах вином и корицей.

Один из стариков обернулся, и мне захотелось отвести взгляд. Да-а, здесь надо ухо держать востро…

Стараясь не глазеть на сидящих у костра, мы отправились по дорожке к зданию.

– Смотри! – Света схватила меня за рукав.

На скамейке нахохлилась старушка в зеленом клетчатом пальто и калошах на босу ногу. Голову она пристроила на коленях. Губы ее были скорбно поджаты.

– Ходют тут… – вырвалось из обескровленных губ. – А время неприемное, между прочим!

– Извините, бабушка. А где здесь…

– Ариман тебя покарает, мерзавец! Раком, СПИДом и импотенцией неблагой. И счастья тебе не будет! И…